Праздники в Японии: обычаи, обряды, социальные функции - [85]
Одним из вариантов прощальной церемонии, пользующимся особой популярностью, является разведение костров на склонах гор" В старину "прощальные огни" (окуриби, окуру — провожать, хи — огонь) зажигали там, где были могилы предков. Обычно все жители близлежащего селения шли вместе в горы и жгли костры. В. настоящее время в период Бон костры жгут, как и раньше, во многих местах, но наиболее впечатляет такое Зрелище на горах вокруг г. Киото, который расположен в котловине. Этот обычай, по преданию, ведет свое начало еще с периода Муромати (XIV–XVI вв.), но в письменных источниках (например, в хронике храма Кинкакудзи) он впервые упоминается лишь с 1637 г. Вот как описывает "прощальные огни" Бон в г. Киото в конце XIX в. Гессе-Вартег: "Сначала на горе появился один огонек. Этот далекий огонек колебался как огромный факел… затем появился другой, третий, и наконец целая дюжина их, точно блуждающие огоньки, замелькали то здесь, то там в вышине, словно освещали дорогу на тот свет. Все эти огни, мерцающие и колеблющиеся от дуновения ветра, то потухая, то опять зажигаясь, скоро соединились в правильные ряды и линии, образуя китайское слово Дай, состоящее из огромных огненных линий на высокой горе…
В то время как там составлялось это огненное слово, на других горах появлялись во мраке другие огненные фигуры в виде зигзагов молнии, джонок, пагод, букв, арок и т. д. Дальше к западу… появилась огромных размеров арка, или, как ее называют в Японии, тории с высокими огненными столбами и перекладинами почти такой длины, как мост…
…Спустя полчаса многие огни начали бледнеть и гаснуть, длинные линии опять разделились на отдельные огоньки, яркое сияние превратилось в красный догорающий жар, как струящаяся по склонам вулкана лава, потом и это погасло, оставив только кое-где в виде светящихся точек маленькие огоньки, точно не поспевшие за другими души, затерявшиеся где-нибудь на дороге…" [13, с. 191–192].
В настоящее время Киото во время Бон называют городом пяти сверкающих гор, так как в последний день праздника на склонах пяти гор, которые окружают город, загораются окуриби. Их называют также даймондзи ("большие иероглифы"), так как костры разложены большей частью в форме иероглифов. Все подготовительные работы для окуриби проводятся под руководством опытных людей. Они, как правило, специалисты своего дела, тщательно изучали старинные рукописи, рисунки, карты города с указанием, где и как в старину зажигали прощальные огни Бон. Каждый костер, из которых составлен иероглиф, по форме напоминает большой шалаш высотой до 1,5 м и состоит из вязанок дров и соломы, укрепленных на специальных подставках. Их приносят в горы заблаговременно и раскладывают в определенном порядке. Таких вязанок требуется много, так как иероглифы действительно очень большие. Например, на склоне Нёигадакэ горы Хигасияма раскладывают 75 костров, составляющих иероглиф "дай" ("большой"). Между кострами оставляют довольно значительное расстояние. Длина горизонтальной линии иероглифа — 70 м, левой пересекающей — 155 м, правой — 124 м. Именно с зажигания костров в форме этого иероглифа началась традиция окуриби в горах.
В период Камакура появился еще один иероглиф — "мё" ("чудо"), который начали зажигать на склоне Мацугасаки горы Нисияма. В Эдо дзидай к нему добавили иероглиф "хо" ("закон"), и вместе они составили понятие "великое учение Будды". С XVIII в. начали раскладывать костры в форме лодки на горе Мёкэн около храма Нисигамо. Для этих костров в храме Кинкакудзи заготавливают специальные дощечки, на которых пишут пожелания душам предков. Кроме того, около этого храма зажигают иероглиф "левый". На горе Атаго в районе Сага костры раскладывают в форме тории.
Перед тем как начинается церемония зажигания костров, гасят городские огни и город окутывает темнота. По сигналу — удару колокола — люди в праздничных одеждах с изображением иероглифа, который они будут зажигать, подносят к вязанкам дров факелы. Костры вспыхивают один за другим. Священнослужители в это время в храмах бьют в гонги и читают сутры. То там, то здесь раздаются удары барабанов. Такое море огня довольно опасно, поэтому за кострами тщательно наблюдают во избежание пожаров.
Раньше все пять сверкающих иероглифов можно было видеть повсюду, сейчас же таких мест осталось только два. В этот праздничный вечер практически весь Киото и его многочисленные гости выходят на улицу и собираются в тех местах, откуда лучше видны горящие иероглифы. Детей поднимают на плечи. Многие забираются на крыши домов и деревья. Атмосфера повсюду приподнятая. Костры горят около часа. Завершается церемония пуском фонариков на воду.
Так проходит Бон в большом городе. А вот как отмечают этот праздник в одной из горных деревень преф. Ниигата. Обычно здесь очень тихо и безлюдно, но в дни праздника население чуть ли не удваивается. Возле домов стоят автомашины с городскими номерами, из окон доносятся голоса и смех: это возвратились домой на короткий срок те, кто работает в городе на отхожих промыслах, а также дети и внуки, уже давно покинувшие деревню и приехавшие теперь в родные места. Могилы в эти дни убраны и украшены цветами, как того требует ритуал. Повсюду поднимаются дымки курений.
Анастасия Александровна Ширинская родилась в 1912 г., она была свидетелем и непосредственным участником событий, которые привели Русский Императорский флот к последнему причалу в тунисском порту Бизерта в 1920 г. Там она росла, училась, прожила жизнь, не чувствуя себя чужой, но никогда не забывая светлые картины раннего детства.Воспоминания автора — это своеобразная семейная историческая хроника на фоне трагических событий революции и гражданской войны в России и эмигрантской жизни в Тунисе.
«Арутюн Халибян» открывает новую книжную серию «Жизнь замечательных нахичеванцев». Этот труд — не просто биография одного из жителей «города, которого нет» (так назвал однажды Георгий Багдыков Нахичевань-на-Дону), Цель настоящей работы — показать, как сохранившийся до наших дней уникальный портрет А. П. Халибяна кисти гения живописи мариниста И. К. Айвазовского дает возможность оценить облик человека, жившего в первой половине XIX века и руководившего армянским самостоятельным городом Нор-Нахичеван.
«Ложь — основа государственной политики России». Именно политики (и не только в России) пишут историю. А так называемым учёным, подвизающимся на этой ниве, дозволяется лишь охранять неизвестно чьи не сгнившие кости в специально отведённых местах, не пуская туда никого, прежде всего дотошных дилетантов, которые не подвержены колебаниям вместе с курсом правящей партии, а желают знать истину. Фальшивая история нужна политикам. В ней они черпают оптимизм для следующей порции лжи. Но почему ложь им ценнее? Да потому, что именно она позволяет им достичь сиюминутной цели — удержаться лишний месяц — год — срок у власти.
Конго — сверхприбыльное предприятие западного капитала. Для туземцев оно обернулось адом — беспощадной эксплуатацией, вымиранием, бойнями.
Как это часто бывает с выдающимися людьми, Марко Поло — сын венецианского купца и путешественник, не был замечен современниками. По правде говоря, и мы вряд ли знали бы о нем, если бы не его книга, ставшая одной из самых знаменитых в мире.С тех пор как человечество осознало подвиг Марко, среди ученых разгорелись ожесточенные споры по поводу его личности и произведения. Сомнению подвергается буквально все: название книги, подлинность событий и само авторство.Исследователь Жак Эре представляет нам свою тщательно выверенную концепцию, приводя веские доказательства в защиту своих гипотез.Книга французского ученого имеет счастливое свойство: чем дальше углубляется автор в исторический анализ событий и фактов, тем живее и ближе становится герой — добрый христианин Марко Поло, купец-романтик, страстно влюбленный в мир с его бесконечным разнообразием.Книга вызовет интерес широкого круга читателей.
В ночь с 25 на 26 октября (с 7 на 8 ноября) 1912 г. русский морской министр И. К. Григорович срочно телеграфировал Николаю II: «Всеподданнейше испрашиваю соизволения вашего императорского величества разрешить командующему морскими силами Черного моря иметь непосредственное сношение с нашим послом в Турции для высылки неограниченного числа боевых судов или даже всей эскадры…» Утром 26 октября (8 ноября) Николай II ответил: «С самого начала следовало применить испрашиваемую меру, на которую согласен».