Праздник жизни - [25]

- Вечерами, чтобы хоть как-то прогнать неотвязное чувство голода, мы принимались гадать, - непреклонно продолжала София. - В Древнем Риме гадали на Вергилии. - Произнесенное Софией звучало так, словно бы "на Вергилии" означало примерно то же, что и "на кофейной гуще", "по линиям руки", "на воске и маслах", "на картах", "на горячих углях и маковых зернышках" или "на фиговом листке". - Раскрывали наобум сочинения Вергилия, читали одну строку и по ней предсказывали будущее, позднее точно так же листали Библию... Вергилия у нас не было, а Библия была.

- "Потому что чрез Меня умножатся дни твои, и прибавится тебе лет жизни", - открыв наобум притчи Соломоновы, прочла София.

Элеонора, только что очнувшаяся от своих безумных пиршественных видений, устало улыбнулась.

- Мы будем жить долго и счастливо, у нас будут любящие мужья, к которым можно прильнуть ранним утром, у нас будут дети, легко рожденные, и всегда у нас будет черный хлеб и соль, - растолковала она неуверенно.

София подвинула Библию Элеоноре. Элеонора начала медленно листать тонкие страницы:

- "Скрывающий свои преступления не будет иметь успеха; а кто сознается и оставляет их, тот будет помилован".

- Никто не признается в своих злодеяниях и будет продолжать их творить, ибо злые дела всегда удаются, как бы мы ни надеялись на добро. Кто поистине совершил зло, не примет прощения, даже если бы ему его дали даром. И я надеюсь, Бог не помилует их, ибо они знают, что творят.

- "Не пролил влаги своей над вами и лоно земли скрыло от вас плоды свои".

- Когда чаша страданий переполнится и покажется, что терпению пришел конец, небо раскроется над нами и прольется теплый дождь. Лить будет много дней, реки выйдут из берегов, и мы сумеем уйти еще до последней лодки. Когда потоп сойдет, земля станет плодородной как никогда, мы сможем сеять, что захотим, и убирать, что посеяли.

- "Человек, рожденный от женщины, живет лишь краткое мгновение и полон смятенья. Он растет, как цветок, и увядает, он скользит, как тень, и исчезает".

- Никто не в силах предсказать вечную жизнь, разве что - некоторые будут скользить, как тени, другие будут жить.

- "Благоразумный видит беду и укрывается; а неопытные идут вперед и наказываются".

- Мир погубит разум его. И чем разумнее станет мир, тем меньше безумцев безоглядно пойдут на страдания. И мудрые не протянут руку пострадавшим по недомыслию, чтобы те смогли учиться на своих ошибках.

- "Истинно говорю, нет на земле ни одного человека справедливого, который творил бы добро и не грешил".

- Истину не угадать.

- "Кто роет яму, тот упадет в нее, и кто покатит вверх камень, к тому он воротится".

- Превратится однажды мир в необозримый лес, и на каждом шагу будут в нем ямы-ловушки, тщательно укрытые сучьями, мхом и листьями. Каждый захочет кого-нибудь поймать. Многие попадутся сами в свои ловушки, но больше окажется тех, кто попадется в выкопанные другими. Люди начнут ловить друг друга и скоро забудут о таком бессмысленном деле, как катить камень в гору. Кто роет ямы, о горах не думает.

- "Может ли кто взять себе огонь в пазуху, чтобы не прогорело платье его?"

- Те, кто захочет сохранить огонь у себя, сгорят, как сухие костры посреди городской площади; те, кто с факелами пойдет, будут править и останутся живы.

- "Да не уклоняется сердце твое на пути блудницы, не ходи по стезям ее".

Эту строку София прочитала таким назидательным тоном, что на обеих, усталых и измученных, напал смех. Элеонора схватила Библию, снова стала листать наудачу и быстро пробежала глазами открытые страницы:

- "Не ворожите и не гадайте, ворожеи не оставляй в живых. Не должен находиться у тебя прорицатель, ворожея, чародей".

И тут обе они стали смеяться взахлеб, как смеются измученные, давно не смеявшиеся люди.

После вечернего ритуального гадания София из особого тайника в стене хибарки извлекла бумажный сверток и холщовый мешочек. Она оторвала две длинные полоски бумаги и, достав из мешочка зеленовато-коричневую сухую смесь, тщательно уложила по щепотке на каждую полоску. После первых трех затяжек София и Элеонора бесконечно любили этот мир. Они научились смешивать плохой табак с показанными стариком сушеными листьями.

Для поминающих настоящим сюрпризом была неподдельная радость, с какой София, помогая себе руками и выразительной мимикой, пересказала счастливое состояние своего одурманенного сознания в те голодные времена.

- Я была птицей, медленно летящей сквозь туман, я была птицей, качающейся на волнах, я была туманом, который нежно окутывает птицу, я была волнами, которые легко качали птицу, я была водой, которая превращалась в туман, я была светом, который возникал, когда туман исчезал... - Маленькая, старая София заговорила стихами. Казалось, она завораживает, окутывает присутствующих давно развеявшимся дурманящим дымом. - И вот однажды, в один из таких голодных вечеров, кто-то постучал в нашу дверь, - произнесла она, внезапно протрезвев. - На пороге стоял русак в толстом ватнике. Он пришел проверить, как мы голодаем. Лицо его было не то чтобы некрасивым, но мрачным, насупленным и как будто обмороженным. Без разрешения он протопал к столу, сел, не раздеваясь, вытащил из кармана обдрипанную тетрадку и корявыми буквами вписал в какой-то длинный список наши имена. Посмотрел на наш нищенский ужин и, изучив нас, произнес: "Хлеб нужен, умрете. - Это-то мы знали, хлеб действительно нам не помешал бы. - Высохли, как старый горох. Ни кровиночки, бледные. Баба без крови, как чучело".