Праздник живота - [2]

— Тогда оденьтесь, не хочу, чтобы мои слуги при виде вас объявили бунт — Эдвард снова попытался улыбнуться и ранка на его губе вновь начала кровоточить.

Стараясь не смотреть на очередную порцию черной жижи, которую старик начинал заглатывать, Елена принялась надевать свое нижнее белье и ситцевое платье. А когда полностью оделась, маленький человек с длинным носом, молча, взял девушку за руку и повел в свой особняк. На ощупь кожа старика была как клей, который засох на руке, и который очень легко содрать. Девушка старалась сильно не сжимать руку маленького человека, что дышал ей в пупок. На секунду она представила, как этот старик спотыкается о камень и разваливается прямо у нее на глазах. Как его кости, словно спички, ломаются, а дряхлая кожа рвется, выпуская наружу то, не большое количество черной крови, что в нем есть. Девушка даже представила, как кожу жуткого старика уносит ветер, и заносит на ветку дерева, где она потихоньку сгорает от жаркого солнца. После представления жуткой смерти Эдварда, она представила их секс. И он был еще более ужасным, чем поломанное тело старика. Девушка представила, как член маленького человека ломается, когда он пытается засунуть его поглубже, и остается в ее влагалище. Елена очень отчетливо видит у себя в голове, как детородный орган старика, словно палочка с натянутой кожей торчит из нее, как из него брызжет черная кровь, попадая ей на живот. От таких представлений рвота подступила к горлу девушки, но она устояла и не вырвала на старика, что своими костлявыми пальцами сжал ее кисть.

Когда они оказались в огромном коттедже миллиардера, все страхи отошли на второй план, все мерзости, что представляла девушка ушли. Дом старика внутри напоминал замок из сказки. Вокруг были статуи ангелов, молодых атлетов и стройных богинь. Стены особняка украшали картины с древнегреческой тематикой, на которых изображались сцены из «Илиады» и «Одиссеи». Пол здесь был отделан разноцветным мрамором, мозаикой, образовывая картину Боттичелли «Рождение Венеры». Под потолком свисали огромные хрустальные люстры, лампочки в которых имитировали свечи. Но не пол, ни статуи, ни люстры, не произвели такое впечатление на Елену, как дорогие украшения, что так небрежно были разбросаны по всему особняку. Огромное бриллиантовое колье свисала с шеи мраморной Афродиты. Диадема с рубинами находилась на голове Зевса. Посох усыпанный изумрудами был в руке Аида. Смотря на эти украшения, голова девушки начинала кружиться, ей хотелось забрать все, от золотых колец на пальцах ангелов, до килограммовых серебряных поясов, повязанных на атлетах.

— Откуда это у вас все? — не выдержав, спросила она.

— Все это, я заработал, работая поваром. В это трудно поверить, но так оно и есть, как готовлю я, не готовит никто. Но вы и сами сейчас убедитесь.

Старик подвел девушку к огромной двери, на которой золотом было написано «Столовая».

— В этом доме около шестидесяти комнат, но эта моя самая любимая — маленький человек ели притронулся к двери, и ее тут же распахнул его слуга. Высокий чернокожий мужчина, побритый на лысо, придерживал дверь, пока старик с девушкой заходили в огромную комнату, в центре которой стоял длинный стол. Такие столы девушка видела только в кино, и если один человек сядет в начале, а другой в конце, то чтобы поговорить им придется неустанно кричать. На одной из стен столовой висели огромные золотые часы, которые показывали, что сейчас без двадцати одиннадцать.

— Присаживайтесь, а я прикажу, чтобы ужин подавали к столу — промолвил старик.

Как только девушка присела на стул, слуги тут же принялись носить подносы с едой. Они носили ее столько, пока весь стол не был заполнен различными блюдами. Елена не верила своим глазам, но на столе было все, что она когда-либо пробовала, и все, что она лишь мечтала попробовать. Ее глаза разбегались между подносами с устрицами и омарами, между трюфелями и лазаньей. Здесь были блюда, о которых девушка даже не слышала никогда. Мраморный бифштекс, который делается из мяса коровы «Годзима», которую до убийства держали на специальной диете и даже поили пивом. Аристократический омлет из шести куриных яиц, целого лобстера и трехсот граммов севрюжьей икры. Эти и многие другие блюда поражали воображение, они были не менее прекрасны, чем драгоценности, разбросанные по всему особняку.

— Зачем так много? — с улыбкой на лице и в предвкушении своего лучшего ужина спросила Елена.

— Это еще не все, главное блюдо впереди, но его лучше есть на сытый желудок. Так что приятного аппетита — произнес старик. Он своими дряхлыми руками принялся накладывать себе в миску картошку в сливочном соусе, и также голыми руками принялся, ее есть. Только тогда девушка заметила, что рядом с ее огромной тарелкой нет столовых приборов, ни ножа, ни вилки, ни ложки, ничего. Елена смотрела, как старик облизывает свои пальцы, а затем снова зарывается ими в картофельное пюре.

— В древней Греции именно так ели еду. Без всех этих ни к чему не нужных приборов — с набитым ртом картошкой, простонал маленький человек. Он сидел со всем близко к девушке, и она могла слышать, как он чавкает. — А греки разбирались в еде, уж поверьте мне. Вам стоит лишь попробовать, возьмите что нравится, наложите в свою тарелку и попробуйте это съесть, как ем я.