Праздник Весны - [39]

Старая, какъ міръ, мечта творчества, — воплотить въ одномъ два разнородныхъ начала, дать синтезъ человѣка, расколотаго на два пола, — возродилась вновь, какъ возрождается все, чего недостойна смерть.

Мужчины и женщины, приходившіе въ мастерскую Коро, смотрѣли на это новое созданіе художника съ взволнованнымъ любопытствомъ. Андрогине отвѣчало имъ своей загадочной улыбкой, и пристально устремленнымъ взглядомъ, и загадочнымъ жестомъ приподнятой руки. И дерзко открывало изъ полусброшенныхъ складокъ плаща свое тѣло, тѣло не женщины и не мужчины, но и не простую, дисгармоничную смѣсь непримиримыхъ элементовъ.

Акро былъ не совсѣмъ доволенъ и отзывался сдержано.

— Это слишкомъ смѣло. И, конечно, одинъ только Коро могъ совершить это чудо, — но оно мнѣ не нравится. Это не человѣкъ, а порожденіе безумія. А вѣдь ты хотѣлъ создать нѣчто большее человѣка.

— Да, и мнѣ кажется, что я нѣсколько приблизился къ разгадкѣ. Подъ этой оболочкой, думаю я, подъ этой оболочкой должна скрываться душа, полная еще невѣдомыхъ, но высокихъ возможностей. Мы не поймемъ ихъ, потому-что мы всегда были и будемъ подъ властью пола, — но вѣдь ты чувствуешь, что если эти уста разомкнутся, они скажутъ нѣчто, что будетъ откровеніемъ.

И видно было, что всѣ эти люди, мужчины и женщины, переполнявшіе просторную мастерскую, въ первый моментъ были охвачены смущеніемъ. Они чувствовали что-то, чего не было въ нихъ самихъ, и что, все-таки, было человѣческимъ, а не божественнымъ. Усмѣшка Андрогине, — усмѣшка спокойнаго превосходства, какъ легче всего было истолковать съ перваго взгляда, — почти оскорбляла ихъ. Когда, затѣмъ, наступила реакція, — женщины заговорили первыми, и въ ихъ словахъ послышалась оборона.

— Это — ничто. Оно не можетъ возбудить ни любви, ни ненависти.

Но не могли оторвать глазъ отъ загадочнаго тѣла и загадочной улыбки, которая оживляла снисходительно склонившееся загадочное лицо, возбуждая какія-то острыя, новыя и еще не извѣданныя желанія.

Женщина сказала:

— Оно призываетъ. Смотрите оно призываетъ съ тѣмъ, чтобы насладиться и обмануть.

— Это неправда! — быстро возразилъ мужчина, одинъ изъ каменщиковъ. — Оно всматривается въ тайну и указываетъ путь къ этой тайнѣ. Но, дѣйствительно, его нельзя ни любить, ни ненавидѣть.

И безсознательно они выдѣляли черты, которыя были близки имъ самимъ, — мужчины — мужественныя, а женщины — женственныя, — и тѣмъ безсознательно разрушали то, что очаровывало, — возможное воплощеніе невозможнаго. Но когда женщины отнимали дѣвственную женскую грудь, которая могла бы служить для любви и материнства, — мужественный торсъ становился фальшивымъ и незаконченнымъ. А склоненное лицо издѣвалось надъ этими безпомощными попытками.

Но женщины уже ненавидѣли его.

Лія была здѣсь же, на своемъ мѣстѣ. Когда оживленныя движенія толпы и вся эта суета слишкомъ утомили ее, зрители одинъ за другимъ ушли и мастерская опустѣла. Остался только самъ художникъ, а съ нимъ— Лія и Абела.

Абела не говорила ни слова. Но на ея лбу запечатлѣлось сосредоточенное напряженіе мысли и она, вся проникнутая женственностью, почти съ досадой выслушивала слишкомъ быстрые приговоры другихъ. Ея се-стры по полу впервые показались ей слишкомъ грубыми.

— Вотъ, ты опять создалъ нѣчто, чѣмъ можемъ гордиться мы всѣ! — съ чувствомъ удовлетворенія сказала Лія. Она слѣдила за работой Коро съ самаго начала, и ей одной было извѣстно, какъ легко, какимъ быстрымъ постиженіемъ, почти сверхъестественнымъ, разрѣшалъ художникъ поставленную самому себѣ задачу. — А ты, какъ будто, недоволенъ, мой любимый?

— Нѣтъ, нѣтъ, я доволенъ. Даже слишкомъ доволенъ. Вѣдь даже взыскательный Акро почти похвалилъ мою работу.

Онъ долго смотрѣлъ Андрогине, исправилъ освѣщеніе, чтобы лицо выступало еще рѣзче. Потомъ круто повернулся къ своимъ друзьямъ и сказалъ:

— Лія, совѣтовала мнѣ не показывать эту вещь до тѣхъ поръ, пока она не будетъ уже стоять на мѣстѣ. Я не послушался — и очень радъ этому. Если бы статуя была поставлена, она уже принадлежала бы всѣмъ. А теперь она принадлежитъ, пока еще, только мнѣ одному, — и я могу сдѣлать съ нею, что хочу.

Говоря это, онъ улыбнулся и только одна Лія взглянула на него тревожно.

— Это недурно сдѣлано, — говорилъ Коро, — но тѣ, которые приходили сейчасъ сюда, сказали мнѣ, что это не вызываетъ ни любви, ни ненависти. И они правы. Никогда мнѣ не случалось видѣть болѣе безразличной вещи, — хотя она и вызываетъ такъ много мыслей. Сдѣлавъ ее, я исполнилъ свой долгъ художника. Но теперь я могу и уничтожить ее.

Онъ привелъ въ движеніе подпорки, на которыхъ держалась статуя, и тяжелая масса рухнула на землю. Мастерская вздрогнула отъ этого удара и отбитая голова покатилась къ креслу Ліи.

— Что ты сдѣлалъ, Коро? Что ты сдѣлалъ?

Лія закрыла лицо руками. Абела засмѣялась. Задумчивое напряженіе исчезло съ ея лица. Коро посмотрѣлъ на этихъ двухъ женщинъ, потомъ на свой уничтоженный трудъ, — и вздохнулъ, хотя не чувствовалъ никакого раскаянія. И если бы Лія могла еще глубже проникнуть въ его мысли, она прочла-бы въ нихъ, что художникъ сейчасъ впервые подумалъ о третьей женщинѣ, которой здѣсь не было. Та, можетъ быть, сейчасъ не заплакала бы и не засмѣялась. Можетъ быть, просто подошла бы со словами утѣшенія и ласки. Или?..