Праздник Весны - [18]
— И ты, всетаки, хочешь жить совсѣмъ одинъ?
— Не настаивай. Галъ сегодня умретъ и никто не можетъ замѣнить его.
— А когда и онъ сдѣлается только воспоминаніемъ?
Кредо остановился, какъ будто пораженный внезапной мыслью, которая пришла ему въ голову.
— Большая часть моей души осталась тамъ, въ лѣсу. Я не могу уйти оттуда, хотя-бы ты употребила для этого всю свою силу. Но если-бы ты Мара… не теперь, не сегодня, а нѣсколько мѣсяцевъ спустя… если-бы ты, не требуя, чтобы я ушелъ, сама раздѣлила мое одиночество? Хотя-бы на нѣсколько дней… да?
— Теперь я работаю. Но скоро мнѣ понадобится отдыхъ. Тогда — не раньше — я приду къ тебѣ. Но помни, что я не могу жить среди призраковъ. Я прогоню ихъ однимъ своимъ появленіемъ.
Они нашли Гала среди друзей. Абела, еще усталая и возбужденная послѣ бурнаго танца, сидѣла рядомъ съ нимъ и держала его руку, которая была холодна, холодна, какъ ледъ сѣверныхъ людей. Другую, свободную, руку Галъ протянулъ писателю.
— Я не видѣлъ тебя почти съ самаго утра. И старый Павелъ, говорилъ мнѣ, что ты очень скучалъ. Правда-ли это?
Въ его голосѣ слышался упрекъ. Кредо опустилъ глаза.
— Я скучалъ, это правда. Но сейчасъ я пришелъ къ тебѣ позже всѣхъ только потому, что нашелся человѣкъ, который съумѣлъ разсѣять мою тоску. Я провелъ нѣсколько счастливыхъ минутъ.
— Тогда — хорошо! — сказалъ Галъ и его голосъ окрѣпъ. — Я боялся, что моя смерть надолго оставитъ въ твоей жизни пустое, холодное мѣсто. Это очень огорчало меня. Кто же этотъ человѣкъ? Мара? Я не могъ ожидать этого… — Онъ посмотрѣлъ на каменщицу. — Скажи мнѣ, Мара, эти чудныя, бѣлыя плиты, которыя такъ помогли танцу Абелы, — можетъ быть, это тоже твоя работа?
— Ахъ, нѣтъ! мраморъ для меня слишкомъ мягокъ. Я люблю имѣть дѣло только съ твердыми, темными породами, съ колоннами и глыбами. Мраморъ для меня слишкомъ мягокъ.
И она съ улыбкой взглянула на Кредо.
29
Еще не пришелъ вечеръ, еще солнце свѣтило почти съ полуденной яркостью, но день праздника начиналъ уже дряхлѣть. Трава потемнѣла и длинныя тѣни легли отъ холма черезъ рѣку. Рѣзко очерченныя и острыя онѣ тянулись къ востоку, и беззакатный свѣтъ храма побѣждалъ дневного властителя.
Цвѣты Ліи увядали. Капельки воды еще блестѣли на ихъ лепесткахъ и сочно зеленѣли листья, — но отъ цвѣтовъ шелъ уже прянный и опьяняющій запахъ увяданія. И нѣкоторые изъ нихъ въ эти предсмертные часы сдѣлались еще нѣжнѣе, а неровность блекнущей окраски одѣвала ихъ въ новыя, неожиданныя и, какъ будто, слегка задумчивыя сочетанія красокъ.
Сдѣлалось прохладнѣе и, послѣ вереницы переживаній, послѣ волны праздничныхъ наслажденій, хотѣлось подкрѣпляющей бодрости.
Внизу рѣка текла холодной влагой, приманивала. Отъ окружавшей храмъ толпы внизъ постоянно спускались люди; другіе, уже побывавшіе на рѣкѣ, поднимались къ нимъ навстрѣчу. И опять какъ раннимъ утромъ въ рѣкѣ запестрѣли купающіеся, и ихъ звучные крики достигали вершины холма.
Сильныя тѣла погружались въ прозрачную воду, взмахами рукъ разсѣкали тихія струи и въ косыхъ лучахъ солнца блестѣли брызги.
На крышѣ храма стояли Коро и Лія. Художникъ пришелъ сюда, потому что нигдѣ не могъ найти достаточно простора своему счастію. Ему нуженъ былъ широкій, ничѣмъ не стѣсненный видъ, — такой, чтобы взглядъ свободно убѣгалъ въ почти призрачную даль.
А Лія пришла сюда только потому, что не хотѣла разставаться съ любимымъ.
— Взгляни, какъ прекрасно это обиліе красокъ, эта пестрота, такая разнообразная и такая нѣжная! — говорилъ художникъ. — Когда смотришь съ большой высоты, тона смягчаются, рѣзкое изчезаетъ. Что-бы познать красоту, человѣкъ долженъ былъ сначала сдѣлаться властителемъ воздуха.
— Но, всетаки, мы — не птицы. Намъ стоило большихъ усилій поднять на воздухъ наше тяжелое тѣло. И, когда мы падаемъ внизъ — мы разбиваемся.
— Я хотѣлъ-бы подняться къ самому солнцу. Нѣтъ, выше… Мы еще не заглянули въ тайны далекихъ міровъ. И я думаю, что тамъ есть какая-нибудь новая, еще большая красота, — въ этомъ безпредѣльномъ пространствѣ.
— Міръ слишкомъ великъ для насъ. Намъ, людямъ, достаточно одной земли.
— Какъ ты разсудительна, моя Лія — съ легкой горечью сказалъ Коро. — Мнѣ всегда казалось, что ты слишкомъ разсудительна. Но сегодня я не хочу спорить. Иногда нужно жить совсѣмъ просто, принимая жизнь, какъ свѣтлый и радостный даръ, — и сегодня такой день. Ты слышишь, какъ шумятъ тамъ, внизу?
Вѣчно смѣняющіяся струи змѣились на днѣ долины. Нѣкоторымъ изъ купающихся больше нравилось бороться съ теченіемъ, другіе отдавались волнамъ и плыли внизъ, исчезая вдали незамѣтными точками. Потомъ они выходили на берегъ и шли обратно съ блестящими, мокрыми тѣлами, порозовѣвшими отъ прохлады.
Солнце опускалось все ниже, ниже. День кончался.
Когда первые, блѣдно-оранжевые лучи начинающейся зари бросили въ рѣку свои отблески, Коро и Лія сошли внизъ.
30
Тамъ, внизу, на мраморныхъ плитахъ, полулежалъ въ удобномъ креслѣ больной Галъ.
Кредо держалъ въ рукахъ небольшой бокалъ съ желтоватой, слегка пѣнистой жидкостью, похожей на старое, хорошо выдержанное вино. Абела принесла нѣсколько цвѣтковъ и Галъ перебиралъ ихъ лепестки, которые быстро блекли и свертывались подъ его холодными пальцами.
Николай Фридрихович Олигер (1882–1919) — русский прозаик и драматург. Повесть «Смертники».«…Высокий с пытливой внимательностью всматривается и вслушивается во все, что его окружает. О малом коридоре он много слышал еще до суда, в общей камере, — но тогда этот коридор представлялся ему совсем иным. И странно теперь, что, вот, он сам — смертник и все эти голоса и лица — голоса и лица смертников. Но так, снаружи, этого совсем незаметно. И кажется невольно, что все это — неправда, шутка. Нет никаких казней, палачей, виселиц.
Реалити-шоу «Место» – для тех, кто не может найти свое место. Именно туда попадает Лу́на после очередного увольнения из Офиса. Десять участников, один общий знаменатель – навязчивое желание ковыряться в себе тупым ржавым гвоздем. Экзальтированные ведущие колдуют над телевизионным зельем, то и дело подсыпая перцу в супчик из кровоточащих ран и жестоких провокаций. Безжалостная публика рукоплещет. Победитель получит главный приз, если сдаст финальный экзамен. Подробностей никто не знает. Но самое непонятное – как выжить в мире, где каждая лужа становится кривым зеркалом и издевательски хохочет, отражая очередного ребенка, не отличившего на вкус карамель от стекла? Как выжить в мире, где нужно быть самым счастливым? Похоже, и этого никто не знает…
«Да неужели вы верите в подобную чушь?! Неужели вы верите, что в двадцать первом веке, после стольких поучительных потрясений, у нас, в Европейских Штатах, завелся…».
В альтернативном мире общество поделено на два класса: темнокожих Крестов и белых нулей. Сеффи и Каллум дружат с детства – и вскоре их дружба перерастает в нечто большее. Вот только они позволить не могут позволить себе проявлять эти чувства. Сеффи – дочь высокопоставленного чиновника из властвующего класса Крестов. Каллум – парень из низшего класса нулей, бывших рабов. В мире, полном предубеждений, недоверия и классовой борьбы, их связь – запретна и рискованна. Особенно когда Каллума начинают подозревать в том, что он связан с Освободительным Ополчением, которое стремится свергнуть правящую верхушку…
Со всколыхнувшей благословенный Азиль, город под куполом, революции минул почти год. Люди постепенно привыкают к новому миру, в котором появляются трава и свежий воздух, а история героев пишется с чистого листа. Но все меняется, когда в последнем городе на земле оживает радиоаппаратура, молчавшая полвека, а маленькая Амелия Каро находит птицу там, где уже 200 лет никто не видел птиц. Порой надежда – не луч света, а худшая из кар. Продолжение «Азиля» – глубокого, но тревожного и неминуемо актуального романа Анны Семироль. Пронзительная социальная фантастика. «Одержизнь» – это постапокалипсис, роман-путешествие с элементами киберпанка и философская притча. Анна Семироль плетёт сюжет, как кружево, искусно превращая слова на бумаге в живую историю, которая впивается в сердце читателя, чтобы остаться там навсегда.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Фантастическая история о том, как переодетый черт посетил игорный дом в Петербурге, а также о невероятной удаче бедного художника Виталина.Повесть «Карточный мир» принадлежит перу А. Зарина (1862-1929) — известного в свое время прозаика и журналиста, автора многочисленных бытовых, исторических и детективных романов.
В книгу вошел не переиздававшийся очерк К. Бальмонта «Океания», стихотворения, навеянные путешествием поэта по Океании в 1912 г. и поэтические обработки легенд Океании из сборника «Гимны, песни и замыслы древних».
Четверо ученых, цвет европейской науки, отправляются в смелую экспедицию… Их путь лежит в глубь мрачных болот Бельгийского Конго, в неизведанный край, где были найдены живые образцы давно вымерших повсюду на Земле растений и моллюсков. Но экспедицию ждет трагический финал. На поиски пропавших ученых устремляется молодой путешественник и авантюрист Леон Беран. С какими неслыханными приключениями столкнется он в неведомых дебрях Африки?Захватывающий роман Р. Т. де Баржи достойно продолжает традиции «Затерянного мира» А. Конан Дойля.
Впервые на русском языке — одно из самых знаменитых фантастических произведений на тему «полой Земли» и тайн ледяной Арктики, «Дымный Бог» американского писателя, предпринимателя и афериста Уиллиса Эмерсона.Судьба повести сложилась неожиданно: фантазия Эмерсона была поднята на щит современными искателями Агартхи и подземных баз НЛО…Книга «Дымный Бог» продолжает в серии «Polaris» ряд публикаций произведений, которые относятся к жанру «затерянных миров» — старому и вечно новому жанру фантастической и приключенческой литературы.