Праздник тунца - [2]

Лифт тягуче тащился на десятый этаж «со всеми остановками». Если посчитать, сколько времени рекламные агенты проводят в лифте, получится отпуск за свой счёт.

Прозрачные перегородки отверзли внутренний мир «Омеги». Муравейник в разрезе жил своей ирреальной жизнью. «О, Мега!..» Какой-то креативный гений придумал такое нелинейное имя рекламному монстру родного Мегаполиса. Филологическое образование выпирало не к месту, как извилины у свежепостриженного кандидата наук.

— Ну, как дела? — промяукала Лизка, покачиваясь в офисном полукресле.

Белые сапоги со стразами на поднебесных каблуках обеспечивали равновесие в любой позиции. Как только она познакомилась со своим, стала такая манерная, такая вся киса. У неё теперь есть всё, что пожелает.

— Как сажа бела, — ответила Александра, бросая папку на стол.

Это у неё от бабушки — отвечать, по случаю, поговорками. Правда, некоторые обижаются, не понимают. «Ты куда?» — спросят, бывало. Терпеть она не может идиотских вопросов. Ответ всегда одинаков: «На кудыкину гору!» Так ведь опять не поймут! Вот и приходится изображать корректность: «Далеко». А не закудыкивай дорогу, как бабушка говорила.

— Да, котик! — Лизка отжала кнопочку на перламутровой миниатюрной панельке, и голос её был сладким до отвращения и капризным для равновесия, — конечно, морской! Нет, я не хочу… Давай пойдём в «Гудини». Ты ведь знаешь, я люблю эти их сашими[4], — несколько пар густо накрашенных глаз ревниво покосились на Лизку, — Да?.. Ну, ты быстренько там посовещайся и поскорее приезжай!.. Ну, всё-о-о, целую.

Когда-нибудь, очень скоро, он купит ей всю «Омегу». Или «Гудини».

Лиза захлопнула изящный мобильник, как пудреницу, и перламутрово-белый внутри, он стал глянцево-красным снаружи. Вообще-то, чтобы не ошибиться, она любила всё белое: белыми были её волосы, спальный гарнитур, сапоги, норка, блузка от… и юбка до… С ног до головы упакованная во всё белое, с серостью жизни Лиза боролась вкраплениями красного. Новенький Рсюрег тоже был красный, как пожарная машина, а крыша у него была… белая. Чтобы гармонировало. У Лизки теперь всё было категории «пэ-эм-пэ-эм»: последней марки… тьфу, наоборот, последней модели престижной марки.

«Он — префект, а я — перфект!» — мурлыкала Лизка на иностранный манер.

Ничего, Сашка тоже нравится мужчинам. По-крайней мере, когда Хамонов улыбался ей вдруг совершенно по-детски, бывало такое, ей так казалось. Только вчера он вдохновенно рассказывал ей про тунца. Он, тунец-подлец, оказывается, та-а-кой полезный — это просто праздник какой-то! А публика наша не готова! Не готова целевая аудитория к восприятию нового продукта! Нет, они — аудитория, то есть, конечно, много чего в своей сытой жизни повидали. И лобстера свежего, и окорок сыровяленый опять же. Испанию ту, с оливами под солнцем, видели не только в белых мокасинах. И яйца Фаберже от яиц Дали отличить умеют. Но тунец… В наших-то местах, далёких от всех морей с их тёплыми течениями… Короче, весь мир, включая американских котов, тунца трескает. Но не мы.

Александре много рассказывали про трудности становления бизнеса и этапы большого пути. Сашка раскрывала рот и слушала заворожённо. Это было ценное её свойство. Это было её личное конкурентное преимущество.

Она верила им. Они верили ей. Но денег не давали.

«Я должна вам три рубля, — говорила она, — я принесу вам счёт-фактуру». «Не надо, — отвечали ей, — у вас глаза честные».

«Когда фамилию поменяешь? — беспокоился один клиент, — всё бизнес, бизнес…» Душа-человек! Но жадина.

«Бизнес», между тем, не клеился. А не надо было комиссионные подсчитывать, пока не увидела их своими глазами!.. Второе правило рекламного агента: никогда не подсчитывай свой интерес заранее. А первое.

«Ты не волк! — говорил ей коллега, — нет, ты не волк. Надо быть волком». Надо бежать. Не останавливаться, бежать. Между флажками. Всегда меж двух огней. Надо грызть горло и вырывать своё. Иди и бери. Там лежат твои деньги. Лежат твои деньги. Твои деньги. Деньги.

Сашка вздохнула тяжко. Вот сейчас ролик гигнется, и её вовсе лишат «аккредитации» на «волчьей тропе», радостно выпнув из «Омеги». Тогда в бухгалтеры. Пусть её научат. Пусть красные флажки округлятся в «красное сторно». Кажется, это из области бухгалтерского учёта. Звучит красиво и воинственно.

Этот треклятый ролик!.. Там Лизка ненатурально улыбалась. Рот такой большой, что она без усилий могла бы заглотить всего тунца и ни с кем не поделиться.

А Хамонов, желающий, как все рекламодатели, получить много, всего и бесплатно, не к месту вещал про Праздник Тунца.

Не надо было Лизке там сниматься. Внешность ей ещё могли простить. Хоть и оглядывали ревниво кумушки, ища изъяны в линиях и жестах. Лёгкий нрав был её незримым щитом, а беззаботная улыбка, которую слишком многие норовили обозначить как «идиотскую», была самым эффективным противоядием от уколов чужих комплексов. Лиза была слишком занята собой, чтобы рефлексировать темы устройства мира в отдельно взятом офисе: она, безусловно, была звездой, а шевеление вокруг неё её мало интересовало. Бессознательное стремление к белому тоже служило защитой от агрессии внешнего мира, хотя даже белый флаг может подвергнуться нападению мелкой натуры, желающей оставить на всём чистом пятна собственной серости. Лиза, впрочем, не копала так глубоко, она вообще ничего «не копала». «Улыбайся!» — говорил всегда папа, учивший Лизу держать спину ровно, а кончик носа — параллельно земле, и всё было просто. «Люди злы в большинстве своём. Они не умеют радоваться, глядя на красоту. Поэтому улыбайся им — и ты отнимешь у них оружие». Лиза улыбалась.