Праздник похорон - [23]

— Вот как надо дела устраивать! — победоносно закончила Ольга. — А то что толку от твоего вчерашнего похода? Пришёл, только кашу размазал!

Впрочем, и Ольга не всё предусмотрела до конца. Когда на другой день Владимир Антонович явился в больницу и отыскал по инструкции Свету, та не захотела слушать никаких резонов:

— Сами перестилайте свою мамашу, сами! Не могу я ваших лежаков ворочать! Ни за какие ваши трёшки! Попробуйте-ка четыре палаты! В ней, наверно, сто кило — в вашей мамаше! Грузовая тётечка! Мне ещё детей рожать, их потом ни за какие деньги не купишь!

Света была девица крепкого телосложения, чем-то напоминающая Ольгу, не так уж ей и страшно поворочать несчастных лежаков, раз уж пошла на такую работу, но она кричала с полным сознанием своей правоты, так что трудно было ей возразить — ведь право женщины рожать детей священно и никакими служебными инструкциями невозможно это право оспорить.

Высказывалась Света громким голосом, стоя прямо над мамочкиной кроватью. Мамочке было уже налажено вытяжение, она, как и все здесь, стала похожа на живую, ещё едва трепещущую бабочку, приколотую косой булавкой, — и, может быть, поэтому не решалась осадить нахалку, молча смотрела то на сына, то на здешнюю палатную повелительницу. Сразу вдруг стало видно, что мамочка давно уже не вершительница судеб, а обычная слабая старушка.

— Давайте я попробую перестелить, вы только выдайте бельё.

— Не напасёшься белья, если каждый день ей стелить! Всё равно через минуту обгадит!

Владимир Антонович сунул Свете в карман приготовленную пятёрку, причём рука его непроизвольно проскользнула вдоль мощного бедра будущей мамы, и будущей маме это явно не показалось неуместным — она подёрнула бедром и впервые посмотрела на Владимира Антоновича с интересом. Не объяснять же ей, что он погладил мощное бедро совершенно случайно — и Владимир Антонович постарался молодецки улыбнуться в ответ на её взгляд.

— Ладно, достану сейчас в бельевой. Идём уж.

Шагая за мощной Светой, Владимир Антонович невольно вспомнил вирши неудачливого Жениха, из-за которого мамочка и попала в гекатомбу: «Целовался, нежность расточая, чуждым бёдрам…» Вот, стало быть, какие они — чуждые бёдра.

В бельевой было полутемно и тесно. Света неторопливо открывала шкафы, перебирала пачки простыней, но, видно, находила их неподходящими и переходила к следующей полке. С некоторым запозданием до Владимира Антоновича дошло, что она предоставляет ему шанс проявить дальнейшую галантность. Не нужно было это ему вовсе, но как-то неловко было оказаться лопухом, который упускает столь заманчивый случай. Он стоял, не зная, проявлять галантность или нет, но тут Света наконец целеустремлённо шагнула к шкафу, стоящему у самых дверей, и, проходя мимо Владимира Антоновича, прижала его в узком проходе к бельевому узлу. Тут уж деваться было некуда, пришлось расточить нежность чуждым бёдрам и прочим выступающим частям могучего тела.

— Ишь, шустряк, — одобрила Света, хотя, видит бог, он никогда не бывал шустрым в таких делах. — Погоди, нельзя сейчас. Ночью-то дежурить останешься при мамаше?

Только не хватало Владимиру Антоновичу всерьёз ввязываться в амурные дела с этой пылкой Светой.

— У меня жена ревнивая. Сказал ей, что домой приду.

— В другой раз не говори. А говори, что тяжёлая стала твоя мамаша, что должен при ней всю ночь безотлучно, понял? Я в другой раз в пятницу в ночь дежурю, понял? Так и скажи. Не боись, подстелим сейчас твоей, пусть лишнюю простыню обгадит, если ей нравится.

Выпущенный из тесной бельевой, Владимир Антонович ощутил прелесть свободы. Никогда прежде он не бывал объектом такого приступа. Или эту девицу всегда обуревают столь пылкие страсти и она собирает любовную дань со всех мало-мальски подходящих родственников здешних «лежаков», или он до сих пор себя недооценивал? Не догадывался, что способен внушать мгновенную страсть? Если так, то сколько наслаждений он упустил — но зато и скольких скандалов благополучно избег!

Они вернулись к мамочкиной кровати.

— Да, грузовичок, — тоном знатока подтвердила Света. — Ну давай.

И она решительно сдёрнула с мамочки одеяло.

Рубашка на ней совершенно некстати оказалась задранной. Владимир Антонович поспешно отвернулся и попытался одёрнуть подол — но рубашка сбилась под спиной и не поддавалась.

— Да чего, поздно ей стыдиться! — громогласно объявила Света.

— Наоборот, только сейчас и стыдиться! — яростным шёпотом ответил Владимир Антонович. — Только молодым можно себя показывать!

— Ишь — молодым… — Света приняла на свой счёт и хихикнула. — Судно надо сначала вытащить. Приподними, чтобы не расплескать, а я вытяну.

Владимир Антонович уже не мог отворачиваться, не мог не касаться жирного дряблого тела, не видеть складок на животе, разбухших вен на ногах. Мамочка была неподъёмна, оторвать её от кровати не удавалось, руки скользили — он делал тяжёлую работу, и оставалось одно желание — справиться! Да, не позавидуешь здешнему персоналу! У грузчиков работа легче. Тем более мамочка пришпилена аппаратом вытяжения, на бок её не перевернуть.

Рывком Владимиру Антоновичу всё же удалось на миг оторвать мамочку от кровати, Света выдернула разом и судно, и простыню. Мамочка вскрикнула от боли, но Владимир Антонович не обратил на это внимания — нужно было справиться во что бы то ни стало, остальное значения не имело!