Праздник для двоих - [2]

— По их мнению, ты нарочно увез ее в Англию… осторожно начал Том.

Лука провел ладонью по своему гладко выбритому подбородку и зло улыбнулся:

— Вне всякого сомнения.

— Значит, запретив им встречаться с ней без свидетелей, — Том пожал плечами, — ты знал, как они отреагируют. Наталия Корради ненавидит тебя. Лука, а Валентина — ее внучка.

— Она моя дочь, — бросил Лука, и его глаза зажглись опасным огнем, но лицо оставалось неподвижным, словно высеченное из камня. — Я рассказывал тебе, что она заявила Валентине? — тихо спросил он.

— Нет, Лука.

— Ее якобы любящая бабушка постоянно внушала ей, что она никогда не будет такой красивой и талантливой, какой была ее мать. Она заявила, что, если бы Валентина не родилась, ее мать была бы жива. — Он резко втянул в себя воздух. — Dio![1] Том! Что мне было делать?

Потрясенный до глубины души. Том лишь слабо пожал плечами.

— Кто знает, как долго она напевала в уши Валентины такую чушь? Я не позволю им так жестоко обращаться с моей дочерью! Я не допущу, чтобы история повторилась. У этой женщины нет сердца, она не любит Валентину, — продолжал он все более возбужденно. — Для нее Валентина является орудием, чтобы наказать меня. — Он поднялся на ноги, являя всем своим обликом мрачную решимость отстаивать собственную правоту. — Я уже привык к тому, что она многие годы ненавидит и презирает меня, но на этот раз она перешла все границы. Прежде всего мы должны учитывать интересы Валентины.

— Они заявят, что для Валентины предпочтительнее, если она будет воспитываться в кругу любящей семьи, — мягко напомнил Том. — Они постараются очернить тебя как можно сильнее…

— Трудоголик и бабник. Я давно это знаю, — насмешливо улыбнулся Лука. — Думаю, здесь нужно еще учесть тот случай с Эрикой. А если бы я подал в суд на газетенку, в которой меня поливали грязью, как мне тогда посоветовал ты, мой друг?

— Тебе удалось сделать запись разговора, когда Эрика призналась, что тот синяк — не более чем искусно наложенный грим. Но я думаю, что тебе удалось бы пригвоздить ее и другими уликами и опозорить публично, хотя бы и в последний момент. В данном случае я не разделяю твою приверженность к кодексу чести, — сухо признался Том. — Не мучай себя подобными мыслями.

Лука. Легко рассуждать задним умом, но все равно твой отказ защищаться против тех чудовищных обвинений выглядит не очень хорошо.

— Ты забываешь, что обвинений-то никаких не было. Прекрасная жертва напрочь отрицала, что я когда-либо прикасался к ней.

Том зябко поежился.

— Давай лучше подумаем, как мы реально можем действовать в создавшихся обстоятельствах, — предложил он. — Самое плохое в том, что у тебя в доме нет ни одной женщины. Это играет против нас. Некому исполнять женскую роль, так сказать, за исключением… — Он неловко замолчал.

— Моих женщин? — Лука подавил саркастическую улыбку.

— Если информация о твоих женщинах всплывет на поверхность в суде, можешь распрощаться со своей репутацией.

— Я не монах. Только моя личная жизнь не так интересна, как ее пытаются представить газеты.

Адвокат издал сдавленный смешок:

— Возможно, мне предстоит защищать тебя в суде.

А ты подумал, как будет выглядеть репутация Карло в глазах судьи? То есть, я не отрицаю, он классный парень, однако представь себе ситуацию. Разве он годится на роль няньки?

— Карло останется, — непререкаемо заявил Лука, и Том не стал спорить, так как знал Луку достаточно хорошо. — Но я могу… — Лука не закончил фразу, так как на столе зазвонил внутренний телефон, и Лука недовольно сдвинул брови. Подняв трубку, он заговорил нетерпеливо и даже зло:

— Я, кажется, велел не звонить! — Потом замолчал, прислушиваясь, и вздохнул. — Ну хорошо, я сам позвоню ему через пять минут. Извини, Том, это Марко. У него проблемы.

Когда у Марко возникали проблемы, он неизменно обращался за помощью к сводному брату. На лице Тома невольно отразилось недовольство. Он никогда не мог понять, почему Лука, не выносивший глупцов, проявлял такую терпимость к очаровательному, но бесшабашному парню.

Лука взглянул на своего друга.

— Ты не любишь Марко, верно?

— Любой здравомыслящий человек должен был бы презирать единокровного брата, который совершенно необоснованно до невозможности избалован.

Строгие черты лица Луки смягчились.

— А тебе никогда не приходило в голову, как нелегко обычному человеку, наделенному всеми человеческими слабостями, соответствовать роли, навязанной ему одним из родителей, согласно которой он не способен на дурные поступки и талантлив до безумия?

— Действительно, чего-чего, а талантов у Марко не счесть, — сухо рассмеялся Том. — Честно говоря, Лука, я думаю, что твоя роль в жизни намного тяжелее, с твоими-то достоинствами, учитывая то, как к тебе относятся члены семьи.

— Я не ищу ничьего одобрения, — заявил Лука.

Том лишь покачал головой.

— Господи, сколько же в тебе высокомерия и спеси, голодранец ты этакий!

На лице известного миллиардера внезапно возникла улыбка, осветившая его благородное лицо.

— Я позднее сам тебе позвоню, — сказал он, и Том направился к двери.

— Ты вечером вернешься в дом? Ремонт закончен?

— Закончен, но мы пока останемся в апартаментах Марко на несколько ночей. Знаешь, Том, я действительно чувствую себя виноватым в том, что лишил тебя отдыха.