Правый пеленг - [78]

Бомба ухнула рядом с окопом, в котором они находились. То ли взрывная волна, то ли инстинкт самосохранения швырнул Риту на дно траншеи, и она тут же почувствовала руки Завидова, бережно подхватившие ее, его грудь, прикрывшую сверху, откуда сыпались комья земля, доверчиво прижалась к нему – сердце не повиновалось разуму.

Сколько так просидела, чувствуя гулкое и частое биение его сердца, она понятия не имела – все, кроме него, даже время, утратило значение. Лишь когда в окопе громко захохотали и Завидов отпустил ее, до нее дошел смысл сказанного кем-то: «А лейтенант неплохо устроился, жаль, самолеты рано улетели».

Бомбежка действительно прекратилась. Замолкли пушки и пулеметы. Рита тоже хотела встать, но Завидов задержал ее:

– Не торопитесь, бомбежка на этом не кончится. Сидите здесь. До утра все равно мы никуда не тронемся. Я приду к вам.

Всю ночь просидела она в окопе, поджидая его. Бомбардировщики больше не прилетали, но шум, гвалт, рев танков, автомашин не утихали, и Рита не могла уснуть, лишь забывалась временами поверхностной, беспокойной дремотой, от которой голова тяжелела и нервы не расслаблялись.

Завидов пришел в окоп на рассвете, усталый, пропахший дымом. Девушки-телефонистки (они ночевали рядом с Ритой) потеснились, уступая ему место рядом с ней. Лейтенант принес плащ-палатку, набросил Рите на плечи – к утру похолодало – и молча опустился рядом. Его появление развеяло остатки дремоты, и прежний вопрос, что он хочет узнать у нее, навязчиво завертелся в голове. Она ждала, когда он продолжит начатый разговор, и боялась, что даже по намекам девушки могут разгадать ее семейную тайну, которую она даже во сне хранила от них: отец и брат часто снились ей.

Да, время и место для разговора самые неподходящие, а днем снова начнется катавасия: попытка пробиться к парому, бомбежки, стрельбы, прятанье в окопы, и кто знает, удастся ли еще встретиться с ним. Надо поговорить, обиняками, намеками выяснить, что ему известно о брате и с каким намерением полетел с ним Петровский.

Завидов сидел, откинув голову к стенке окопа, и то ли дремал, то ли, как и она, о чем-то думал.

– Как там наши? – спросила она. – Не сильно пострадали?

Он открыл глаза, непонимающе посмотрел на нее – спал, – и она пожалела, что разбудила его: он весь день и всю ночь не сомкнул глаз, оберегал их от диверсантов и шпионов, которые могли натворить черт-те что, – потом ободряюще улыбнулся.

– Спи. Все хорошо. – И моментально уснул.

«Поговорю позже, когда проснется, – успокоила она себя. – Приглашу к нашей машине, и по пути поговорим».

Небо на востоке заалело, и на берегу несколько поутихло; лишь у самого парома, где не прекращалась борьба за внеочередную переправу, слышалась перебранка, крепкие мужские словечки.

Еще издали Рита увидела сержанта, который накануне увел Завидова. Он тоже шел к окопу, где оперуполномоченный облюбовал для девушек приют. Только шел он не так, как она, с прохладцей, а торопливо, решительно. Нетрудно было догадаться: за лейтенантом.

Завидов поднял голову из окопа – видно, заслышав шаги (спал он с поразительной чуткостью) – и, опершись о бруствер, легко выпрыгнул наружу.

– Товарищ лейтенант, прилетел замкомдив подполковник Лебедь, вас требует, – козырнув, доложил сержант.

Завидов застегнул ворот гимнастерки, расправил под ремнем спереди складки. Посмотрел в окоп. Не найдя там Риты, обернулся. Их взгляды встретились. Она прочитала в его глазах сожаление. Он поднял руку, приветствуя ее, и попросил:

– Захватите потом плащ-палатку. – И быстро зашагал к колонне.

Рита проводила его взглядом, постояла немного и, забрав плащ-палатку, неторопливо побрела к своей машине.

Их колонна стояла на прежнем месте. Недалеко от машины, на которой ехала Рита, высокий рыжий подполковник расспрашивал о чем-то Завидова и начальника колонны капитана Терещенко. Затем Терещенко отдал какое-то распоряжение сержанту, и минуты через три к командирам подошли десять бойцов с автоматами. Терещенко построил их в колонну по два и повел за подполковником в сторону парома.

Минут через пятнадцать Рита поняла, зачем капитан и подполковник увели бойцов: перед колонной БАО дорога была расчищена, и машины одна за другой двинулись к переправе.

У причала возвышалась массивная фигура подполковника Лебедя. Он зычным голосом подавал команды через мегафон, и, к удивлению многих, его команды четко выполнялись: полки, батальоны, роты выстроились в отдельные колонны. На паром грузились лишь орудия. Некоторые из них, опять же по команде Лебедя, занимали позиции на правом и левом берегах для усиления прикрытия от нападения с воздуха. Майор, руководивший переправой вчера и не сумевший навести порядок, стоял невдалеке, безучастный, обиженный. Но вскоре, видно, здравый смысл взял верх, и майор, подойдя к подполковнику, стал подсказывать, где и кто еще нарушает порядок. Лебедь удовлетворенно кивал и тут же зычно командовал в мегафон; если не помогало и это, к нарушителям порядка отправлялся капитан Терещенко в сопровождении двух автоматчиков.

Как только завершилась переправа артиллерии, Лебедь энергично махнул танкисту, стоявшему на подножке бензовоза. Тот юркнул в кабину, и колонна, состоявшая из бензомаслозаправщиков, спустилась к настилу, с которого шла погрузка на паром, А за ними придвинулись и стали на очередь машины БАО. Справа из толпы собравшихся бойцов и командиров раздались было возмущенные голоса, но усиленный мегафоном бас Лебедя оборвал их: