Правою - греби, левою - табань! - [3]

И еще один долгий тюремный сиделец по уголовному обвинению, председатель колхоза, оказавшийся впоследствии невиновным от макушки до пят, тоже годами пишет: требую возмещения! У председателя забрали все, а, помимо прочего, со всех женщин семьи сдернули немудреные колечки, цепочки. Всего там было тысячи на полторы рублей, да не в сумме и дело.

Ювелирное искусство — строгое. Все тут обозначено педантично: какой пробы металл, какой камушек применен, хризопразик ли, турмалинчик ли или, поднимай выше, шпинелька. Но ловко и до сих пор по всей стране пишется в прокурорско-милицейских документах по выемке и конфискации: «Кольцо желтого металла с синим камнем». «Браслетка белого металла с желтым камнем и пятью красными».

А что же это за желтый металл, золото или всего-то латунь? А что за синий камень, астеризмовый цейлонский сапфир или пошлая трехкопеечная смальта? А что за белый металл, белое это золото или алюминий кастрюльный марки АМЦ?

И нету возврата никаких ценностей в разоренную дотла семью председателя. Отвечают ему, что почему-то экстренно были отправлены в переплавку и размонтаж все колечки женщин его семьи.

И пишут миллионы людей: верните, верните...

И им отвечают: нетути, нетути. Нетути даже тогда, когда отнята конкретная ценность, конкретный материальный предмет.

Тут очень горько, что в мрачном мире капитала компенсация безвинно пострадавшему наступает немедля и грозно, причем не только по шкале конкретно изъятых ценностей и материальных предметов, а даже нравственные, моральные ущербы, не говоря уж о фингале или там гематомке, подлежат финансовой в пользу потерпевшего выплате. Вот первые на память примеры:

Моя мама была балериной. Но могли ли дочку врага народа, у которой и в первой балетной позиции подъем правой ноги обнаруживает явный троцкистский уклон, не лишить этой профессии? Дальновидно лишили. Ведь взять тот же балет «Пламя Парижа» — там такая есть мизансцена: при штурме Бастилии выкатывают на сцену пушку, а на пушке верхом сидит красно-бело-синяя Марианна с зажженным факелом. И куда, вы думаете, жерлом смотрит пушка? А обязательно на правительственную ложу!

Так вот пятьдесят следующих лет мама проработала костюмером и, едва ей перевалило за шестьдесят, сподобилась доверия, сделалась выездной. И с труппой Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко поехала аж в ФРГ. И где-то под Дюссельдорфом, средь дубовых куртин, тормознул сияющий диво-автобус «Бегущий олень», и немецкий сотрудник, сопровождающий труппу, пригласил русских деятелей театра осмотреть типичный немецкий ландшафт — дамам по левую сторону автобана, джентльменам — по правую. И едва моя мама приступила к сравнительному анализу дюссельдорфской и бирюлевской сирени, раздались грохот, треск, рев и удар.

Сопровождающий группу немец был безутешен. В самых горячих выражениях он заявил несколько оглушенной мадам Евгении, что сбивший ее с ног дикий вепрь — просто зверь и действовал без всякого антисоветского бундес-умысла и натаски. И что любая компенсация за испуг и ссадину в области локтя, названная мадам Евгенией, будет ей немедленно выплачена немецкими устроителями гастролей.

А в Дюссельдорфе мадам Евгению посетило уже лицо официальное с заявлением от здешних земельных властей, а косвенно — даже от федеральных. Лицо настойчиво убеждало советскую мадам в том, что она, напуганная диким кабаном, понесла серьезный ущерб, пусть мадам без застенчивости оценит его, и вот чековый бланк...

Моя мама отказалась от выплат. Уберите вы этот бланк, сказала она, моя мама со ссадиной, закаленная соотечественниками, понуждавшими ее страдать в жизни, причем без всяких компенсаций, куда больше, чем от диких зарубежных свиней.

И из множества типичных для Запада случаев вспоминается еще случай. Жил в Америке лопоухий мальчик, глядя спереди на которого люди говорили: ну, чистое такси с открытыми дверками! Этот мальчик вырос, став Фрэнком Синатрой. И однажды, в зените славы, одна телевизионная интервьюерша спросила певца: Фрэнки-бои, скажите, насколько обоснованы слухи о вашей сопричастности мафии?

А в этой самой Америке телепередачи гуртом идут с прямого эфира, ничего тут ножницами не облагообразишь. Так что, от вопроса утратив всякое самообладание, на всю страну заорал Фрэнки-бои журналистской леди: ты, старая курва, тарам-там-там...

И суд признал, что «курвой», а тем паче «там-там-там» певец нанес журналистке колоссальный урон, и после этого Фрэнки-бои платил и платил потерпевшей по суду.

У нас само собой до таких гримас еще не дошло. У нас до сих пор с материальными компенсациями за урон всего-то в какой-то сфере духа и устного слова дело не обстоит никак. У нас все еще налицо извечное торжество пословицы: «Хоть горшком назови, только в печку не ставь».

Ясно, сразу не поломать этого правила. Поэтому, товарищи, стройными шеренгами горшков пойдем дальше к нашим несколько расплывшимся ориентирам. Но при этом было бы справедливо, при всех наших нехватках, чтобы в некоторые горшки вернули прежде находившееся в них материальное содержимое. А случись изымать его впредь, чтобы изымали более обоснованно.