— То, что уже сказал, — угрюмо повторил варвар, и в его голосе послышалась ярость. — Меня зовут Конан из Киммерии, и пусть тот, кто обвиняет меня во лжи, подойдет ко мне поближе, чтобы я мог дотянуться до него. Я не стыжусь своего имени.
Архивариус наклонился к королю и зашептал ему прямо в ухо:
— В одном из пергаментов с законами говорится, что если в преступлении обвиняют одного человека, а перед судом предстает другой, то нужно отложить суд и найти того, которого обвиняют.
— А с этим что делать? — также шепотом спросил Митридатес, и что-то в его голосе не понравилось старику.
Он замялся:
— Или отпустить его, или на следующем суде обвинять уже его, а не Бенто.
— Отпустить? — переспросил король, — После того, что он убил двух человек и пытался ограбить сокровищницу?..
Архивариус развел руками:
— Так говорится в законах Земри…
— К Сету в пасть все законы Земри! — яростно зашептал король. — Так ты, значит, не Бенто, — обратился Митридатес к Конану, — но ты же не будешь отрицать, что проник в этот дом и пытался обокрасть сокровищницу, убив при этом троих охранников?
— А зачем мне это отрицать? — удивился киммериец.
В это мгновение архивариус наклонился к Митридатесу и вновь что-то зашептал ему на ухо. Король кивнул.
— Объясни, зачем ты это сделал, — сказал он.
— Как зачем? — не понял Конан.
— С какой целью ты проник в сокровищницу? Что ты хотел сделать в ней?
— А что можно делать в сокровищнице? — пожал плечами киммериец.
В зале раздался смех.
— А ты знаешь, что тебе грозит за воровство?
— Какая разница?
— Сообщаю тебе, что воровство карается смертью. Ты понимаешь это?
— Я не понимаю только, почему вы так долго ждали, чтобы казнить меня?
— Я тоже, — вполголоса заметил Митридатес. — Итак, ты сознался в своем злодеянии и я, король Заморы, приказываю…
Он не договорил. От дверей к центру зала стремительно бежал высокий чернобородый гирканец со сломанной рукой, примотанной к туловищу. Королевские телохранители приготовились пустить в ход оружие. Конан узнал гирканца — это был воин, которому он несколько дней назад сломал руку, убегая от погони, и решил, что гирканец собирается отомстить. Но гирканец, даже не взглянув в его сторону, бросился на колени перед королем.
— Прошу справедливости! — закричал он, путая гирканские и заморийские слова. — Великий король, не позволь злодеям уйти безнаказанными! Прошу тебя явить свою милость и покарать убийцу!
— Твое дело так срочно, что ты осмеливаешься перебивать короля? — гневно нахмурился Митридатес.
К гирканцу уже вернулось самообладание, и он заговорил более спокойно:
— Прости меня, мой король. Я не смог удержаться, увидев в зале подлого убийцу, виновного в гибели многих людей.
— Думаю, что твои слова окажутся лишними. Я уже вынес приговор. Но чтобы не осталось сомнений в его справедливости, говори, — приказал король.
Гирканца, казалось, что-то смущало. Он огляделся и только теперь заметил и узнал Конана, окруженного охранниками.
— Ты судишь этого человека, — начал он. — Не знаю, за что, но уверен: ты еще не знаешь всей его вины. Он злоумышлял не только против имущества моего господина, но и против его жизни. Допроси его, и услышишь имена остальных участников заговора. Несколько дней назад, когда наш торговый караван приближался к Аренджуну, на дороге мы встретили двух человек. Они сказали, что их ограбили разбойники. Хозяин каравана распорядился взять их с собой. Но той же ночью они скрылись, захватив с собой сокровища купца. Одним из этих воров был тот, кто сейчас стоит перед тобой. Меня и еще пятерых охранников послали в погоню. Не буду рассказывать подробно, но из всех наших я один остался в живых, хотя у меня была сломана рука. А когда я вернулся обратно, то увидел, что все мои товарищи убиты. Пока эти двое отвлекали нас, на караван напали и истребили всех: и купца, и охранников.
— Ты, паршивый пес! — загремел внезапно Конан, заглушая голос гирканца. — Придержи язык, или я вырву его! Я оставил тебе жизнь, а ты решил оклеветать меня!
Гневный крик короля прервал его. Один из стражников ткнул киммерийца в спину древком копья. Конан в ярости обернулся, но это чуть не стоило ему жизни: на расстоянии волоса от его горла замерло острие меча, а остальные стражники уже приготовились всадить в него стрелы. Глухо зарычав, киммериец вновь повернулся лицом к королю. Краем глаза он заметил, что Фаррух начал потихоньку, незаметно придвигаться ближе к возвышению, на котором стояло кресло короля. Митридатес кивнул, разрешая говорить.
— Увидев меня, они пустились в погоню, чтобы уничтожить, — затараторил гирканец. — Меня спасло только то, что в поводу я вел трех лошадей. Убийцы преследовали меня целый день. Я оказался в незнакомой местности, среди этих проклятых холмов, и несколько дней добирался до Аренджуна, а добравшись, поспешил к Энли, так как знал, что именно здесь собирался остановиться Фаррух, и увидел, что разбойник уже пойман и предстал перед королевским судом.
На мгновение в зале повисла тишина. Все почувствовали: гирканец сказал что-то важное, но никто не мог сразу понять, что именно. А затем раздался голос короля:
