Православие. Честный разговор - [16]

* * *

Слово «Бог» у нас все-таки стали писать с прописной буквы. За редкими исключениями. Слово «Церковь» тоже постепенно начинают так писать. Правда, некоторые редакторы до последнего стоят на том, что это «не по правилам». Хотя эпоху «просвещения» обязательно почитают большой буквой. Не слово «эпоха», как было бы правильнее, а именно слово «просвещение». Ну, тогда пишите и так: «времена Инквизиции».

* * *

В речах, документах, статьях у нас постоянно употребляют слово «конфессии» – «российские», «религиозные» и так далее. Походя путают его со словами «концессии», «концепции». Появился даже термин «конфессиональная политика». Но ведь «конфессия» – это слово, которое совершенно некорректно относить к разным религиям – исламу, иудаизму, буддизму. В западных языках, откуда к нам пришел этот термин, он употребляется как внутрихристианский. В любом из них «межконфессиональный диалог» – это диалог христиан, а диалог более широкий называется межрелигиозным. Наверное, нашим чиновникам и журналистам нужно наконец забыть советский новояз. В самом деле, говорить обо всех наличествующих в России религиозных общинах как о конфессиях не более правильно, чем называть их, например, мазхабами – направлениями ислама. «Мазхабная политика» – странно ведь звучит, да?

* * *

Еще одна распространенная ошибка – писать «Русская Православная Церковь Московского Патриархата». То же самое, что «Россия Российской Федерации». Ведь в Уставе нашей Церкви ясно сказано, что названия «Русская Православная Церковь» и «Московский Патриархат» – взаимозаменяющие. Есть, конечно, люди, считающие, что Русских Православных Церквей у нас якобы несколько. Ну пусть тогда хотя бы одно из названий в скобки ставят…

Нередко употребляют и аббревиатуру «РПЦ» – даже в церковном обороте. А между прочим, Святейший Патриарх еще в начале девяностых обращался к светским журналистам, прося избавить нас от этого сокращения, от которого так веет советчиной…

* * *

Владимир Легойда как-то сказал, что традиционализм отличается от консерватизма тем, что традиция объединяет прошлое, настоящее и будущее. Действительно, она всегда обновляется, ведь традиция – в буквальном переводе «предание» – означает передачу опыта все новым и новым людям с их особенностями и с их новым опытом, обогащающим живую традицию. Она продлевается от родителей к детям, от бабушек и дедушек к внукам, от учителей к ученикам, от святых отцов – к нам, сегодняшним христианам, и к нашим потомкам. «Механический» консерватизм, то есть закрепление прошлого, как раз прерывает цепь традиции, останавливаясь лишь на одном ее звене. Настоящая же традиция никогда не статична, никогда не мертвенна. Ее невозможно положить на музейную полку, как бы этого ни хотелось тем, кто говорит о Православии только в категориях «исторического наследия».

* * *

Культ свободы очень развит в современном мире. Все – от политических доктрин до рекламы и мультиков – пропагандирует свободу как безусловное благо. Но знает ли человек, когда он по-настоящему свободен? Мало того, не является ли навязчивое стремление к «освобождению» как раз симптомом внутренней несвободы? Человек освободился от власти традиционных ценностей – семейных, национальных, религиозных – и стал рабом психоаналитиков, к которым он бежит от своих душевных проблем. Общество «эмансипировалось» от Церкви, морали, самоконтроля, поверило в прогресс и вечное счастье – и в мире происходит небывалое число кровопролитных войн.

Посмотрите на современника. Он замучен и измотан миллионом дел, он каждый день с утра до вечера гонится за деньгами и карьерой, он скован массой социальных условностей – и это «самая свободная личность в истории»?! Посмотрите на наш мир, в котором все больше вещей, «непроизносимых публично». Человек, избравший не «свободу для», а «свободу от», обязательно окажется рабом. Сначала – рабом самого себя, а потом – рабом таких же, как он, несчастных и мятущихся людей, которые не могут не построить тоталитаризма, спрятавшись в нем от своей совести.

Между прочим, безбожное общество всегда рано или поздно становится тоталитарным. Оно не способно позволить действовать Господу, оставить главные или хоть какие-то вопросы на Его волю. Оно стремится все регламентировать, вплоть до длины шпрот в банке, как нынешний Европейский Союз. Сегодня заботятся о том, как бы кто не сказал лишнего, например, о гомосексуалистах или нацменьшинствах. Завтра – через «образование» – попробуют контролировать мысли. В итоге я не думаю, что мы будем более счастливы, чем люди «мрачного» Средневековья. Те, по крайней мере, помнили: все волнения мира сего, все его дела и законы не абсолютны. А только понимание этого дает настоящую свободу.

Вертикаль

Христианин всегда должен быть странником. Длительные остановки на пути, «домашний» застой, бытовая короста – это не для нас. Церковь призвана быть кораблем – плывущим, не останавливаясь, через бурные воды мира сего к берегу Царства Небесного. Невозможно примирить христианство и Церковь с житейской стагнацией, посадить ее на мирскую мель. Мы всегда в движении, всегда поверх волн, ибо