Право на возвращение - [10]
Но израильтяне в большинстве своем только пожимали плечами — не враждебно, скорее с усталой снисходительностью: ах, снова этот бывший политик Балин: без партии, без поддержки, без чувства юмора и способности видеть вещи в контексте времени; даже без жены (она за три месяца до того ушла от него к мачо, с которым вела в течение двух лет успешное теле-шоу), — но при поддержке европейских отморозков, мечтающих о палестинском государстве, — этим приспичило помогать созданию диктатуры, управляемой террористами.
Палестинцы на «Соглашение» практически не отреагировали.
— Я могу и завтра позвонить, мне это совсем нетрудно, — сказал Йохансон.
— Нет-нет, сегодня тоже хорошо, — отвечал Брам, проходя в конец коридора — должно быть, там, внутри, слышны его шаги.
— В котором часу мне лучше позвонить? — спросил Йохансон.
— Нет-нет, я хочу сказать: мы можем поговорить прямо сейчас.
— Говори.
— О'кей, я говорю.
— О'кей означает, что ты согласен? — Голос Йохансона был полон надежды.
— Нет — это значит «нет». Я решил не ехать.
— Я правильно тебя понял? — удивленно переспросил Йохансон.
— Да, ты понял правильно.
Брам повернулся лицом к стене и прошептал — так, чтобы из-за двери в другом конце коридора его не могли услышать:
— Я не могу сейчас уезжать, у меня только что родился ребенок.
— Мне очень жаль, — ответил швед, — но, честно говоря, я ничего другого не ждал.
Досада, слышавшаяся в его голосе, выдавала шведа с головой: он не ожидал отказа.
— Но все же, — продолжал Йохансон, — может быть, мне удастся тебя уговорить?
И стал рассказывать, что обзвонил уже всех и получил поддержку кандидатуры Брама у большинства профессоров. Он мог бы вступить в должность в течение недели.
Брам разглядывал голые стены коридора, аккуратные плитки пола, люминесцентные лампы на потолке — все просто, удобно и недорого, без излишней роскоши. Это здание в сердце квартала Баухауз, с которого начинался Тель-Авив, никогда не украшалось. Явившись строить город своей мечты, немецкие евреи, выросшие под сенью югендштиля и барокко, захватили с собой один модернизм; эстетика ради эстетики казалась им ненужным балластом.
За дверью Балин, старушка Сара и остальные ждали, пока он закончит разговор. Объявлять об уходе из университета положено за шесть месяцев, в сентябре он смог бы уехать. Через восемь месяцев, в Принстоне, они с Беном будут лепить снежную бабу в саду. Дом будет деревянным, с верандой, двухместным гаражом и автомобилем на дорожке у входа, с красным или зеленым почтовым ящиком на столбике у дороги. Он видел, как пласты мерзлого снега соскальзывают с островерхой крыши и падают вниз, разбиваясь на мелкие кусочки, птичьи следы на нетронутом снегу и скорлупки орешков, которые Бен насыпал в кормушку для голодных птичек. Браму придется оставить своих студентов, коллег, отца, которому в этом году исполняется семьдесят четыре года. Надо немедленно возвращаться в аудиторию, чтобы принять участие в обсуждении будущего своей страны. Солидарность — вот что он делит с ними и с той колоссальной абстракцией, которую они называют страной. Он и хотел бы освободиться от этого, но не может.
— Мне очень жаль, — сказал Брам гиганту, сидевшему у книжного шкафа красного дерева в американском кожаном кресле и глядевшему сквозь высокое окно на холодный дождь, пробуждающий от зимнего сна деревья университетского парка; кабинет у него, пожалуй, шикарнее, чем у премьера Израиля. — Я бы очень хотел, но не сейчас, может быть, через несколько лет. Фредерик, я… это невероятно лестное предложение, мечта всей моей жизни. Но пока не получается. Извини.
— Очень жаль. Ты все-таки подумай до понедельника и позвони. Кто-то из моих коллег предлагает на это место другого израильтянина, но мне бы хотелось работать с тобой. Всего доброго, Эйб.
Другой израильтянин. Браму страшно хотелось узнать, кого он имеет в виду, но спросить он не решился; и конечно, Йохансон никогда не назовет имени.
— И тебе тоже — всего хорошего.
Только через два часа Брам наконец покинул здание. Перед дверью распрощался с остальными и двинулся вперед, надеясь поймать такси. Он шел по плохо освещенной улице, ведущей к бульвару Ротшильда, мимо спящих домов с неопрятными палисадниками, мимо окон магазинов, закрытых железными ставнями, мимо плотных рядов припаркованных у тротуара пыльных, помятых японских машин и, пока шел, все сильнее жалел о своем отказе. Он решил позвонить Фредерику прямо сейчас и сказать, что обдумал все еще раз и согласен. Профессорство в Принстоне! Только псих может сравнивать это с такими неосязаемыми понятиями, как «страна» или «народ». Он остановился, поставил портфель наземь и, уже шаря по карманам в поисках телефона, заметил краем глаза троих мальчишек, вынырнувших из проулка. Можно не обращать внимания. Ты не в Чикаго.
Он вытащил из кармана телефон, но звонить не спешил — чтобы не выглядеть в глазах Фредерика несолидным. Да и стоит ли, в самом деле, звонить? Завтра утром, без сомнения, его решение снова переменится. Он постоял в задумчивости, потом убрал телефон и оглянулся, почувствовав, что за ним наблюдают.
Те трое мальчишек все еще стояли неподалеку. В полумраке казалось, что им не больше восемнадцати. Значит, в армии еще не служили. И прежде чем успел сработать неосознанный защитный рефлекс, возникший в форме вопроса: арабы или евреи-сефарды? — все трое разом пришли в движение, словно долго репетировали сцену перед зеркалом, и выхватили узкие ножи. Сталь сверкнула в слабом свете редких фонарей.
Роман одного из самых популярных современных нидерландских писателей Леона де Винтера «Небо Голливуда» выстроен по законам голливудского психологического триллера. Блестящие в прошлом, но опустившиеся на дно жизни актеры под видом полицейских вступают в схватку с гангстерами, ограбившими казино на миллионы долларов, и постепенно выясняется, что события развиваются по сценарию, который один из них написал много лет назад.
Герой книги, современный композитор, вполне доволен своей размеренной жизнью, в которой большую роль играет его мать, смертельно больная, но влюбленная и счастливая. Однажды мать исчезает, и привычный мир сына рушится. Он отправляется на ее поиски, стараясь победить страх перед смертью, пустотой существования и найти утешение в творчестве.
Горячая точка, а по сути — гражданская война, когда свои стали чужими. И нет конца и края этой кровавой бойне. А тут ещё и появившиеся внезапно дроны-шокеры с лицом Мэрилин Монро, от которых укрылся в подвале главный герой. Кто их прислал? Американцы, русские или это Божья кара?
Старый друг, неудачливый изобретатель и непризнанный гений, приглашает Мойру Кербишли к себе домой, чтобы продемонстрировать, какая нелегкая это штука — самоубийство... Как отмечает Рейнольдс в послесловии к этому рассказу из сборника Zima Blue and Other Stories, под определенным углом зрения его (в отличие от «Ангелов праха») вообще можно прочесть как вполне реалистическое произведение.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу вошли два романа:«Хроники Маджипура»Юноша Хиссуне, работающий в Лабиринте, находит способ пробраться в Регистр памяти, хранящий множество историй, накопленных за тысячелетия существования человеческой цивилизации на Маджипуре. Перед его глазами вновь происходят самые разные события из самых разных эпох маджипурской истории.«Время перемен»Действие происходит в отдаленном будущем на планете Борсен, заселенной потомками мигрантов с Земли, которая к тому времени практически погибла в результате экологических бедствий.
«… Были, конечно, и те немногие, кто свято верил в торжество прогресса. Но издательство тщательно скрывало имена разработчиков программы «PCwriter-2008», поэтому всем приходилось довольствоваться только слухами. А уж слухов в профессиональном сообществе всегда хватало. По одной из версий, программу набросали левой ногой два сисадмина из «Кока-Кола Боттлерс Россия». Идея, мол, давно носилась в воздухе, а поймал ее за хвост бывший кракер Роман Седельников, больше известный как Линукс. Помогал ему, якобы, некий Гамовер (настоящее имя не установлено)