Право на первую пулю - [17]

– Не переживай… – успокоил меня подполковник. – И не нервничай… Это «рои» дронов бомбят тех, кто их послал, – атакуют собственные джихадмобили. А часть вообще бомбит места собственного запуска. Василий Васильевич свое дело знает.

– Знаю… – с тяжелой одышкой констатировал внезапно оказавшийся у меня за спиной Василий Васильевич. Он только-только взобрался по склону и, ни слова не говоря, взял из рук Ягужинского его бинокль. – А ты что подумал, майор?

– Он ничего не подумал, товарищ генерал-лейтенант, – ответил за меня Ягужинский. – Он только на взрывы среагировал и лицом показал свое удивление вашими успехами.

– Да, – согласился Василий Васильевич, – удивляться есть чему. Я сам, признаюсь, не ожидал подобного успеха.

Так, получается, это он – тот самый генерал, которому звонил подполковник. И даже не просто генерал, а генерал-лейтенант. Впрочем, я давно уже знал, что многими российскими военными разработками руководят гражданские люди, носящие высокие воинские звания. Но я совсем недавно, со смехом, если не с издевкой, представлял себе Василия Васильевича идущим в атаку бойцом в нескольких бронежилетах, которые не в силах прикрыть его объемный живот. И это представление вызывало во мне внутреннюю улыбку. Однако теперь мне стало ясно, почему Василий Васильевич не участвовал в инциденте на дороге, когда мой взвод влез в ситуацию, ему не свойственную. Генерал-лейтенант просто не имел права рисковать своим грузом и оставлять его без присмотра. Вспомнилось, что и в Иране, когда весь мой взвод высадили из вертолета на время заправки, Василий Васильевич оставался на месте, хотя шестерых его помощников высадили вместе с нами. В Иране, должно быть, тоже уважают высокое генеральское звание. А возможно, существовала какая-то договоренность с иранскими властями относительно того, кого следует высаживать во время дозаправки, а кого оставлять в вертолете. По крайней мере, генерал-лейтенанта общие понятия безопасности на иранском военном аэродроме не касались. Следовательно, и я должен был относиться к Василию Васильевичу с большим уважением.

Это я осознал быстро. И так же быстро сумел внутренне перестроиться.

– Да, товарищ генерал… Задали вы «бармалеям» жару. Нам работы не оставили…

– Благодаря вашей работе… – не удержался Ягужинский, чтобы не подбросить «леща». Впрочем, я его за это не осудил, поскольку подполковник сказал только то, что собирался озвучить я, он просто меня в очередной раз опередил.

Но Василий Васильевич, похоже, был привычен к такой оценке своей деятельности и никак на откровенную лесть не отреагировал, словно не слышал ни слова из сказанного.

В этот момент в бугорок перед окопом ударила шальная пуля. Бугорок был небольшим и напоминал очертаниями человеческую голову. И первой мыслью было, что стреляли, похоже, именно в голову. Об этом мы сразу и заговорили, присев за бруствер, но спокойствия разговору придал Тахир Футракулов, который перевел слова пулеметчика:

– Шальная пуля. Точно, что шальная. Она же прошла между двумя людьми, в которых попасть было легче, чем между ними угодить. Кто-то в агонии, получив пулю, нажал на спусковой крючок.

Я с опаской приподнял голову в шлеме над бруствером и протянул руку к бугорку. При этом вспомнил, какого калибра и с какой дистанции выдерживает армейский шлем от оснастки «Ратник»[14] пулю. Но в шлем пуля противника не попала. Я разворошил бугорок, вытащил вражескую пулю. Она была уже не горячей, но все еще теплой. Пуля была от американской снайперской винтовки Barrett M82, калибра двенадцать и семь на девяносто девять миллиметров. Самая мощная из американских снайперских и самая распространенная в мировом военном пространстве винтовка. По крайней мере, состоит на вооружении большинства стран блока НАТО, исключая Великобританию, которая стреляет из своей винтовки «двадцатого калибра», то есть, по сути дела, почти пушечным патроном. Пытался создать свою винтовку «двадцатого калибра» и известный американский изобретатель и производитель оружия «Барретт», но его винтовка М-107 имела такую отдачу, что буквально выбрасывала из окопа снайпера, и М-107 не приняли на вооружение.

Зажав пулю между указательным и большим пальцами, я показал ее, такую крупную, генералу и подполковнику Ягужинскому.

– Да, такая дура могла бы и через бронежилет ребра мне сломать, – сказал на это Ягужинский.

Я бросил взгляд на его бронежилет. Бронежилет был из простых титановых пластин. У меня во взводе рядовые бойцы давно уже носят металлокерамические бронежилеты, имеющие к тому же с внутренней стороны специальные амортизирующие валики-прокладки, которые позволяют не получить тяжелую травму в случае попадания крупной пули. Конечно, когда пуля пущена с короткой дистанции, то никакой бронежилет от нее не спасет. Однако валики-прокладки избавят ребра от перелома при попадании крупнокалиберной пули, пущенной издалека и уже не способной пробить бронежилет. «На излете» пуля существенно теряет скорость. Что тотчас заметил и Василий Васильевич, взявший пулю из моих рук.

– А пуля-то… Почти не деформировалась, только слегка оцарапалась о камни и землю. Глубоко хоть в землю вошла? – генерал посмотрел на меня.