Правитель империи - [41]

Разговор шел напрямую в эфир на весь северо-запад. Виктор знал, что инициативой в таких передачах владеет ведущий.

«Ну, что ж, попробую поломать эту традицию», — решил он. К любому выступлению перед американцами Картенев готовился тщательно. Однако говорил всегда без бумажки, чем завоевывал неизменно симпатии слушателей, даже враждебно настроенных.

— Сколько у вас детей? — сразу же после дежурных приветствий задал Виктор вопрос, не дожидаясь, пока хозяин передачи Джереми Дрискол перейдет в атаку.

— Четверо, — спокойно улыбаясь, сообщил американец. Два мальчика и две девочки.

— Вы их любите?

— Странный вопрос. Разумеется.

— И наверняка хотите, чтобы они были счастливы? — продолжал Картенев невозмутимо.

— Конечно, — отвечал Дрискол, не понимая, к чему клонит его оппонент и явно недовольный тем, что с самого начала передача идет не по разработанному сценарию.

— Тогда расскажите телезрителям… кстати, сколько людей, по вашим данным, смотрит сейчас эту программу?

— Не менее тридцати пяти миллионов, — подумав, сказал Дрискол.

— Отлично. Скажите же им всем, что сделали лично вы, чтобы ваши собственные дети были счастливы?

Несколько секунд Дрискол обескураженно смотрел на Картенева. Сделал слабую попытку отшутиться: — Ну, в какой-то степени способствовал их появлению на свет Божий.

— Пока немного, — заметил Виктор.

— Открыл на каждого из них счета в банке. Не ахти какие большие, но все же… — протянул Дрискол.

— Над миром висит Дамоклов меч ядерной катастрофы. А вы от своих же детей хотите откупиться банковскими процентами.

— Не только! — запротестовал американец. — Мы строим могучую систему обороны…

— Господин Дрискол, вы говорите неправду тридцати пяти миллионам своих сограждан. Ваша система обороны — это новый и страшный виток гонки вооружений. Ядерная бомба выносится в космос.

— Вы делаете то же самое.

— И опять неправда. Разве не мы объявили, что первыми не применим атомное оружие? И разве не вы до сих пор отказываетесь сделать то же самое?

— Типичная красная пропаганда, — громко сказал покрасневший Дрискол.

— Что ж, давайте попробуем разобраться, где и какая тут пропаганда. Для этого я, собственно, сюда и приехал. Просмотрев ваши передачи за последний год в записи, я был поражен элементарным отсутствием объективности…

«Да, такую свирепую драку я и не припомню, — думал Виктор, перебирая в памяти подробности дальнейшего разговора. Дрискол боец опытный. И демагог отменный. И слабости наши, подлец, знает. На все наши предложения у него был один ответ: „Пропаганда“. О некоторых он даже не слышал. Прикидывался.

Или мы плохо работаем.

А в общем-то не зря я съездил в Чикаго. Нет, не зря»…

Наконец «бьюик» свернул с мостовой, пересек небольшой темный двор и стал взбираться по пологому широкому въезду. На уровне пятого этажа Беатриса съехала на обширнейшую внутреннюю стоянку, которая была наполовину пуста. «В каком месте города мы находимся?» — спросил Картенев. «Где-то между Рашем и Уобушем», — неуверенно ответил Раджан. Беатриса остановилась перед какой-то темной дверью, сказала вполголоса: «Придется нам с вами, мистер Картенев, хотя бы временно называть друг друга по именам. Боюсь, что здесь не стоит афишировать, что вы русский дипломат. Для этого Клуб Изящной Словесности одно из самых неподходящих мест во всей Америке». Она надавила на едва заметный выступ справа от двери, на высоте человеческого роста. дверь бесшумно отъехала в сторону и, пропустив их, так же бесшумно вернулась на прежнее место. Они оказались в пустой полутемной комнате. Мрак едва будила слабая темно-рубиновая мигалка в центре левой стены. Беатриса подошла к ней, негромко, но очень внятно сказала: «Миссури течет вспять». Отключилась мигалка. Вспыхнул квадрат на той же стене — это распахнулись внутрь двустворчатые двери и, спустившись на несколько ступенек, Беатриса, Раджан и Виктор увидели, что находятся в большом зале. «Заметил, какие толстенные стены?» — шепнул Раджан. «Дом, наверное, очень старый», также шепотом ответил Виктор. К Беатрисе меж тем подошел пожилой мужчина. Выше среднего роста, одетый в строгий, дорогой костюм, он проговорил хриплым басом: «Мисс Парсел? Добро пожаловать! И вы, джентльмены». Он изящно поцеловал руку Беатрисы, представился: «Адмирал в отставке Райдхэрст. Дежурный член правления клуба. Прошу». И едва заметным жестом пригласил следовать за ним. Посредине зала на высокой подставке находился довольно большого размера шар. Он был составлен из множества пластин нержавеющей стали и едва заметно вращался.

В свете невидимых ламп пластины вспыхивали и гасли. «Видите четыре параллельные прорези в этом шаре? — спросил адмирал. В них опускаются входные взносы. Я должен признаться, что пригласивший вас сказал, что гостей будет двое…». «Скажите ему, что нас было трое, адмирал», — спокойно прервала его Беатриса. «Слово дамы — приказ, тем более, что он это ваш отец, мистер Джерри Парсел». — Райдхэрст вновь поцеловал руку мисс Парсел. Оглянулся на ее спутников, сказал веско: «Девиз нашего клуба: „Ничему не удивляюсь. Обо всем молчу“. И, словно кто-то ему возражал, добавил: „Да, именно так“».