Правильный выбор - [11]

А потом, только тупой, словно и не по голове моей приходится удар, а куда–то по

ушам. Бум! И все!

Ничего потом не помню. Черно и только слышу, уплывающий куда–то надрывный

и словно затихающий лай и отчаянный крик, Катюшки.

— Танечка…а…а!

Катька, которую, так и не признали

Очнулась в постели. Сразу же сообразила где я.

— Катя, Катюша. — Ели слышно, не говорю, а словно шепчу.

— Здесь я, здесь, родная. Ну, слава Богу, очухалась! Что болит? Голова? Я тебе повязку сделала, ты до крови голову свою разбила и если бы не стул, что на пороге стоял, ты бы с размаху и…

— Голова. В голове тяжело и болит сильно.

А потом я спохватываюсь и ей.

— Где они, ты их прогнала? Они тебе ничего не сделали плохого?

Катька мотает головой отрицательно. И тут я встрепенулась, вспомнила.

— Катя, немедленно все прячь, убирай. Слышишь? Предала нас Машка. Все рассказала ехидина и еще сказала, что это ты. Ты все затеяла.

— Вот, гадина! Что она еще разболтала? Не знаешь?

И я ей о том, что услышала от Нади нашей старосты. Катьку так все возмутило, что она в сердцах.

— Ну, попадись ты мне, проститутка! Я тебе выверну на изнанку… — И так далее.

— Так ты, что же специально ко мне пошла и не побоялась, что бы предупредить?

Из–за меня натерпелась страхов и пострадала? Вот же ты, какая смелая! Ты, что же и вправду ко мне так относишься и тебе не все равно?

Я головой, как могла, кивнула пару раз. А она, голова моя, словно раскалывается и сильно болит. Особенно еще от того, что я сильно разволновалась.

— Катенька я еще хочу тебе сказать… — Но меня неожиданно замутило и перед глазами все поплыло и круги стали уходить в темноту.

Я не помню, как она выскочила и к соседям. Как выходила и ждала, встречала скорую помощь. Как вместе со мной уехала в больницу и пока меня не положили в палату, все не отходила от меня ни на шаг. Это я потом от медсестрички узнала. Она с моей старшей сестрой в мед училище, год назад как закончила, и я ее потом вспомнила, а она по моей фамилии опознала меня.

Десять дней рядом со мной и каждый день Катька просидела, а потом меня выводила. Сначала по коридору, а потом на улицу. Ее так и называли все сестричка, думали, что она моя родная сестра. Инна навещала, как только на дежурство или сменялась, мама приходила, сидела и плакала. Нервы ее уже никуда не годятся.

Наша староста класса Надя, вместе с Катькой. Все мне рассказали, чем дело закончилось.

Сначала все бурно началось, а потом, по мере разбирательства стало затихать. Но все равно, ехидину эту из нашей школы мать перевела в другую. Ну и, слава Богу. Катьку приходили проверять на дом, из родительского комитета и она их водила в теплицу и по дому. Они, конечно, ничего не искали, а когда всю чистоту и порядок в доме увидели, то окончательно успокоились. Поняли, что у такой чистюли и в душе порядок и чистота.

И, как Катька, потом мне с гордостью говорила.

— Это же надо? Во мне не признали ни бандершу и не проститутку! Надо им подарок скоро сделать и порадовать.

— Дурная ты Катенька и не все у тебя дома. Это не я, а ты должна на моем месте лежать. И пусть тебе голову подлечат.

А она слушает и потом шепчет счастливо.

— А я и не против, но только вместе с тобой в одном отделении и в одной койке!

Вот же какая неугомонная!

После того все опять вошло в свое русло. Я вышла из больницы, пошла учеба. Получила на полгода освобождение от физкультуры, но все равно сидела и смотрела на девчонок. Как они резвятся и прыгают, как мелькают передо мной своими стройными фигурками и заманчивыми молодыми и возбуждающими телами. Но всегда я задерживала внимание на Катьке, которая, и это все видели, из кожи лезла, чтобы я ее похвалила и заметила. Так и в учебе. Она заметно подтянулась и все чаще стала заслуженно получать свои любимые, как она говорила, Русские и залетные. Это значит, тройки. И даже четверки, но то, правда, иногда. А я, очень спокойно и не торопливо, медленно, но стала поправляться и уже все реже вспоминала, о нашей глупой затеи, и о том, что мы вместе делала с Катькой у нее и как мы признавались друг дружке в любви, как осваивали приемы ласк по книге. Мы с ней так и остались друзьями и потом, долгие годы очень тепло встречались. Между нами никогда не пробегала черная кошка, и я всегда знала, что если мне что–то потребуется чья–то помощь, то я, несомненно, ее получу именно от Катьки. Именно от нее, Кати, а не Талмуды.

Она так и осталась в моей памяти как Катька, которую, так и не признали…

Но видно так человеку предписано судьбой. Кому умереть от болезней, тому не утонуть, кому пережить катастрофу или пожар и выжить, хотя все вокруг погибают, тому долго прожить. Так и в любви. Как мне судьбой предопределено было, так и произошло. Не с ней я стала женщиной, не она во мне нарушила святую невинность девственности. Но след свой оставила на всю жизнь! И ой, какой глубокий. Как тогда, оказалось, нежно притрагивалась ко мне кончиками своих пальцев, а получилось, что запахала ими во мне такие ростки? И я ей, до сих пор благодарна!

И потом так и по жизни ценила и эти ее прикосновения и его, их и то, что человек, женщина она ведь рождена для любви. А у любви нет различия, ей все равно кто ты, мужчина, женщина? Она придет и все! Смотри не утони, не захлебнись в избытке чувств, но плыви не сама, а обязательно вдвоем и тогда, как говориться, вам и море по колено!