Правильная принцесса. Инструкция по воспитанию - [51]

Князь отстранился первый, но отпускать Розу не спешил, прижав её к плечу и продолжая тихонько поглаживать. Она всё не могла отдышаться, а губы покалывало и тянуло облизнуть, а ещё, они норовили расплыться в широкой, довольной улыбке. Теперь Роза верила, что понравилась Элмору и просто так, сама по себе, безотносительно к пророчеству. Да и её влечение к нему глупо отрицать, причём не только в физическом плане. Пальцы второй руки ночного гостя перебирали светлые локоны девушки, и так хорошо ей было, уютно и спокойно, и не хотелось нарушать тишину…

— Надо чаще тренироваться, — шепнул князь ей на ушко ну очень довольным голосом, вызвав у Розы вспышку смущения, и она порадовалась, что Элмор не видит её лица. — Судя по всему, целоваться ты в том мире не успела научиться.

Щёки жгло так, что от них можно было спички зажигать, и Роза зажмурилась, пробормотав:

— Нахал… Ну нет, и что? — она отстранилась и с вызовом посмотрела на его лицо, находившееся очень близко от её.

— Будем учиться, — невозмутимо отозвался Элмор с шальной ухмылкой, обхватил её лицо ладонями и чмокнул в нос. — Всё, Рози, я пошёл, скоро рассвет. Не скучай, — ещё раз коснувшись её губ, князь отстранился и легко вскочил на подоконник. — Спокойной ночи, ваше высочество, — отвесив поклон, он бесшумно исчез за окном.

Прерывисто вздохнув, Роза ещё постояла перед открытым окном, глядя в действительно начавшее светлеть небо с мечтательной улыбкой, потом прикрыла его и вернулась в постель. Уснуть удалось не сразу, взбудораженные эмоции не желали успокаиваться, да и сердце то и дело срывалось на сумасшедший стук, стоило только вспомнить объятия крепких рук и прикосновения тёплых губ… Зажмурившись, Роза зарылась в подушку, строго приказав себе не углубляться слишком в романтику — и без того проблем хватает, чтобы ещё сейчас некстати влюбиться, что бы там пророчество не говорило. Хотя, про любовь там как раз ни слова… Но чувствам не прикажешь… На этой мысли Роза наконец уснула, уже до самого позднего утра.

А вот канцлер только-только собирался лечь, когда принцесса уже видела первые сны.

Сначала затянувшийся приём, как всегда, гости веселились до середины ночи, потом Эстерази отдыхал, не торопясь ложиться и позволив себе бокал бренди перед сном, у камина. По правде говоря, благородный дон не горел желанием устраиваться на постели, ибо с некоторых пор засыпать он боялся. И надеялся, что алкоголь поможет уснуть без кошмаров… А ещё, что хозяин появится в зеркале, а не во снах — ведь вчера Эстерази позволил себе немного изменить первоначальный план, что точно не останется незамеченным, и ещё неизвестно, как хозяин к этому отнесётся. Но что поделать, если бы всё пошло так, как они задумали изначально, всё было бы в порядке, но ведь появились эти тёмные, которые двадцать лет сидели и не высовывались, а теперь нарисовались, да ещё так не вовремя! Пришлось на ходу соображать и менять, иначе всё провалилось бы совсем. И когда король Ольвад успел подписать это соглашение! Эстерази поджал губы, сделал глоток бренди и покосился на зеркало, которое по-прежнему отражало лишь комнату. Посидев ещё немного и допив, канцлер вздохнул, отставил бокал и направился к кровати. Надо всё-таки лечь, скоро утро, а день предстоит хлопотный.

…Здесь было настолько жарко, что казалось, волосы сейчас начнут потрескивать и скручиваться, а тело расплавится, как кусочек воска в огне свечи. Эстерази был растянут между двумя столбами, к которым цепями прикрутили его руки, и кто-то очень старательный медленно и со вкусом сдирал у него кожу со спины, узкими полосками, а после тщательно посыпал рану солью с перцем. Кто это был, Эстерази не мог посмотреть, ведь мучитель стоял за спиной, и закричать от адской боли он тоже не мог, только беззвучно разевал рот, вытаращив глаза и ничего не видя вокруг. Если бы кто-то мог заглянуть сейчас в спальню к благородному дону, он бы увидел неприглядное зрелище корчившегося в муках спящего канцлера с искажённым лицом и распахнутом в немом крике ртом. А страшный сон всё не заканчивался, и боль сжигала тело и превращала кости в пепел. Эстерази казалось, он стёр зубы в крошку, и время вовсе остановилось в этом страшном месте.

Всё прекратилось внезапно — исчезла боль, столбы, цепи, и вокруг остался только серый клубящийся туман, в котором возник расплывчатый силуэт в плаще цвета запёкшейся крови, и из-под капюшона на канцлера смотрели знакомые глаза, прожигавшие его, казалось, насквозь. И в них плескался гнев.

— Кажется, ты забыл, Сильвар, что бывает с моими слугами за непослушание? — свистящим шёпотом произнёс хозяин. — Надеюсь, сегодняшнего урока тебе хватит, чтобы вспомнить.

Эстерази открыл было рот, чтобы заверить, что он ни в коем случае не собирался обманывать, ведь у него не оставалось иного выхода, кроме как поменять план, но не смог произнести ни слова. К нему протянулась рука в красной перчатке, сжимавшая свёрнутый кнут, и приподняла последним подбородок канцлера так, что тот с трудом мог сглотнуть, так сильно рукоятка вжалась в его горло.

— Я закрывал глаза на твои мелкие шалости, но если я из-за них не получу того, чего хочу, тебе крепко не поздоровится, — продолжил хозяин тем же страшным голосом, отдававшемся в каждой клеточке болезненным эхом. — Запомни, девчонка должна полностью и безоговорочно доверять тебе, и если после вчерашнего у неё появятся подозрения, тебе не поможет и заступничество всех светлых богов, ни тебе, ни твоим родственникам!