Правила выживания в Джакарте - [150]

Только это ведь правда. Один Кирихара знает, какие у него были мокрые руки, как они дрожали и как он боялся попасть не туда. Один Кирихара в курсе, что несколько секунд просто не мог нажать на спуск. Как ему было страшно.

Кирихара никогда не стрелял в людей, чтобы их убить. Кирихара их обманывал: обчищал их счета, подделывал векселя и облигации, притворялся тем, кому кайманские миллиардеры могут доверять, притворялся кадетом Секретной службы, притворялся агентом Секретной службы, притворялся, притворялся, притворялся. Врал. Оставлял стопку фальшивых чеков и исчезал.

Но никогда никого не убивал.

— Я себя не оправдываю, — зло бросает ему Кирихара через плечо. — Она выстрелила бы в голову, и ты это, твою мать, прекрасно знаешь.

К черту! Будто бы Кирихаре нужно его понимание. Кирихара лажал ужасно, и Кирихара знает о своих косяках, как никто другой. Его это бесит, бесит, бесит. И еще его бесит, что какой-то мудак решает, что разбирается в нем лучше, чем его собственный психотерапевт.

— А, как скажешь, — истекает ядом Рид. Нестерпимо жжется посмотреть придурку в глаза и, возможно, дать с кулака в тот глаз, который еще не подведен фингалом.

Кирихара прикидывает: у Рида нет причин в него стрелять… ну, кроме объективных. Нет же? Он медленно разворачивается и утыкается взглядом в дуло. Рид стоит над ним, упершись одним коленом в кровать, и остро вздергивает брови.

— Что такое? Резко осмелел?

Кирихара стискивает кулаки.

— Да ладно, — кривится он. — Ты можешь считать меня кем угодно, Рид. Что из этого правда, а что нет, я сам о себе знаю. Но знаешь что? — Они смотрят друг другу в глаза. — Хватит бегать за мной по всему городу, обзываясь, как обиженный пятиклассник.

Слабый голос внутри напоминает, что если конкретно в этот момент Рид решит перестать бегать за Кирихарой по всему городу, то Кирихара останется совсем один и вторая церковная экспедиция, отправленная Эчизеном за ним, до него, живого, может попросту не добраться. Ты правда трус, говорит голосок, ты правда крыса. Извинись, извернись, приспособься — ты это умеешь. Самое время.

— Или хотя бы придумай что-нибудь новенькое. Хвастовства-то было, — давит из себя насмешку Кирихара наперекор этому голоску. — Я думал, ты креативнее.

Этот выпад раскрашивает лицо Рида краской азартной запальчивости:

— Так давай я кину тебя здесь? — Его абсолютно не смущает перемена в композиции: не затылок — так лоб, и второй рукой он снимает пистолет с предохранителя. Двойной щелчок прямо перед лицом бьет по нервам. — Только переломаю тебе ноги сначала. Полежишь, подождешь, пока придет кто-то уверенный, что и Деванторе ты тоже всучил подделку.

С одной стороны, это абсолютно не в духе адекватного Рида — неоправданная жестокость. С другой — Кирихара понимает, что, скорее всего, последние пару суток Рид слегка далек от себя адекватного.

— Если это цена за то, чтобы больше не выслушивать твои обвинения, — цедит Кирихара, — то будь так добр.

Рид открывает рот, чтобы что-то ему сказать, и Кирихара успевает закатить глаза, с лету предугадывая очередной оскорбительный пассаж:

— Да-да, я трусливый щенок, неблагодарная дрянь, да, это мы уже слышали.

— Действительно осмелел, — одну длинную паузу спустя отвечает Рид.

Он поворачивает пистолет, хватая его за дуло, и наотмашь ударяет Кирихару в челюсть. Кирихара знал, что так будет, — он успевает отвернуться, но больно получается все равно. Сквозь эту боль он от души бьет своим пистолетом по бинту на плече Рида, откатывается в сторону и отскакивает по направлению к ванной. Следом сразу же удивляется: откуда в нем самом столько прыти?

— Сукин ты сын, — шипит Рид ему вслед.

И стреляет. Кирихара ныряет за кровать — почти привычным движением. Отбивает колени и плечи, а еще стесывает пока нестесанный — какое упущение! — участок подбородка.

— Это вообще-то больно! — кричит Рид сверху, забравшись на кровать.

Кирихара подрывается с места и кидает в него настольными часами, выдирая их из розетки.

— На то и был расчет! — с запалом восклицает он в ответ.

Часы ударяются о стену в противный мелкий цветочек и разлетаются вдребезги. У Рида в руках пистолет, у Кирихары — один путь для отхода. И кстати, тоже пистолет.

Рид спрыгивает с кровати, и Кирихара хаотично делает несколько выстрелов тому за спину в трюмо. Стекло звенит, летят осколки, Рид мешкает, прикрываясь от осколков, — на секунду. Этого смертельно не хватает. У Кирихары нет рефлексов и боевого опыта, которые помогали бы ему соображать в драках.

— Мимо, — плотоядно улыбается Рид, стряхивая стекло, и спустя секунду его кулак летит Кирихаре в живот. Тот несуразно парирует, отшатываясь в сторону. Отсюда еще ближе к двери.

В голове орет сирена и мигает ярко-зеленый указатель — стрелка, указывающая, что ему необходимо убежать, рвануть, свалить. То есть поступить так, как он обычно делает. Силы не равны. Были бы равны, если бы можно было выдать Риду костыль вместо ноги, а так у Кирихары шансов нет. И тем не менее он продолжает стоять на месте. И тем не менее он принимает удар.

Будто считывая его сомнения, Рид хрипло смеется:

— Если вдруг ты захотел уйти с нашего свидания… — и в его голосе такой задор, будто у него к Кирихаре ничего личного. Он стреляет ему под ноги, отгоняя в центр номера, а дверь захлопывает. Замка больше нет, но после такого удара она становится в проем намертво. — То у меня новости. Ты остаешься здесь.