Правила счастья кота Гомера. Трогательные приключения слепого кота и его хозяйки - [83]

Поначалу всем было непросто приспосабливаться, но Скарлетт выбрала самую прямолинейную тактику. Она исходила из того, что в мире существует только две категории живых существ. К первой принадлежала мамочка, от которой она получала еду, любовь и периодические нагоняи, а вторую категорию составляли прочие кошки. Скарлетт, безусловно, была самой старшей кошкой в доме, и ее авторитет был непререкаем. Лоуренс оказался в категории «прочие кошки». Он, конечно, был очень крупный, но все равно простой кот. А поскольку Скарлетт считала, что именно он прибился к нашему дому, ее святой обязанностью было определить границы его прав по всем пунктам: где ему разрешается сидеть, насколько близко дозволено подходить. Само собой, ему не дозволялось приближаться к ней вплотную и уж тем более прикасаться.

Другим любимым способом Скарлетт наводить порядок в рядах личного состава был мощный удар когтистой лапой. Если Лоуренс, двигаясь по коридору, слишком к ней приближался, она тут же наносила ему мощный удар лапой с выпущенными когтями. Если она лежала посреди коридора, а Лоуренс пытался переступить через нее, он снова получал удар лапой. Если Скарлетт сидела на спинке дивана у меня над головой, а Лоуренс садился рядом, невольно задевая кошку, — его настигал очередной удар.

Наверняка Лоуренсу было обидно чувствовать себя незваным гостем в собственном доме, где он прожил двадцать лет. Когда тебя царапает агрессивная кошка — это очень неприятно. Но по-настоящему страшно споткнуться обо что-нибудь ночью в темном коридоре и почувствовать, как эти невидимые «царапки» (так Лоуренс их стал называть) сдирают кожу с твоей ноги. И пускай ты в двадцать раз больше, чем они, — какое это имеет значение, если ты, как Лоуренс, боишься причинить им вред. И что теперь делать, драться с ней, что ли? (Уверена, Лоуренс не раз задавался этим вопросом.)

Я делала все, что могла, чтобы примирить их, но кошки такие упрямые, и Скарлетт не была исключением. Собаку можно было призвать к порядку, шлепнув ее скрученной газетой, но на Скарлетт это не действовало. Точнее, могло больше ожесточить ее, да и в целом мне не хотелось так поступать с ней.

Лоуренс, выросший в доме, где собаку призывали к порядку именно таким способом, считал, что я спускаю все на тормозах. Но это было не так. Я постоянно ломала голову, как помочь Лоуренсу ужиться со Скарлетт, — и поиск решения затягивался только потому, что раньше я с такой ситуацией никогда не сталкивалась.

Пока Скарлетт была маленькая, я жила с Мелиссой, а потом с родителями, но в те времена кошка предпочитала прятаться, если в доме был кто-то, кроме меня. Теперь она хотела быть со мной всегда и везде, а остальным предлагала исчезнуть с глаз долой, пока мы с ней вдвоем.

Единственным местом, где Лоуренс мог чувствовать себя в безопасности, была наша спальня. Он потребовал, чтобы эта комната была зоной, свободной от кошек. Он не хотел видеть кошачью шерсть на постели, и его можно было понять (по крайней мере, я была рада, что под одеялом спит только Гомер, а значит, кошачья шерсть скапливается только поверх одеял и больше нигде); также Лоуренса абсолютно не радовала перспектива драться с тремя кошками за место в постели рядом со мной. Это был честный компромисс, но неожиданное изгнание моих кошек из постели, в которой раньше они проводили хотя бы часть ночи, нанесло такую психологическую травму всем заинтересованным лицам, какой я просто не ожидала.

Скарлетт была возмущена своим изгнанием и не скрывала этого. Как только я закрывала за собой дверь спальни, она ложилась на пол и громко мяукала, и если я тут же не впускала ее, то она просовывала под дверь лапу и громко стучала по полу когтями. Открой дверь! Открой СЕЙЧАС ЖЕ!! Подозреваю, что именно так Скарлетт представляла себе нирвану: большая комната, без других кошек, где есть только я, которая принадлежит ей безраздельно. Это была прекрасная возможность заново пережить золотые дни юности, когда она была единственным ребенком в семье. И как бы я ни пыталась ее урезонить, сколько бы раз Лоуренс ни рычал «Ну хватит!» — все было бесполезно. Ее бесконечное мяуканье под дверью бесило Лоуренса даже больше, чем удары когтистой лапы.

Наконец я нашла решение, позволяющее убить сразу двух зайцев. Лоуренс обычно ложился спать часа на два позже, чем я, и мы решили, что, прежде чем лечь в постель, он будет оставлять в кошачьей миске небольшой ужин. Во-первых, это отвлекало Скарлетт и она переставала выть под дверью спальни, потому что, съев свой ужин, успевала забыть, что меня нет рядом, и, удовлетворенно мурлыкая, укладывалась спать, свернувшись калачиком на коврике в гостиной или в одном из ее любимых шкафчиков.

Во-вторых, как только Лоуренс начал давать кошкам еду, Скарлетт, похоже, исключила его из группы «прочих кошек». Скорее всего, он возвысился до той же категории, что и я. В каком-то смысле она стала его уважать. Не могу сказать, что они подружились, но отныне логика Скарлетт была такой: я тебя не люблю, и ты меня не любишь, но меня устраивает твоя еда, и я согласна оставить тебя в покое.