Правила - [5]

Белокурая американка все еще принимала ванну. Укутанная нежными перьями пены она посмотрела на меня долгим взглядом из-под полуопущенных ресниц.

— Вы хотели меня видеть, м'дам?

— Да, Фриц. Я решила, что была чересчур строга с тобой. Несправедливо строга.

— Фритц, м'дам.

— Что?

— Меня зовут Фритц, м'дам.

Из белоснежного облака высунулась девичья ножка с безупречным педикюром.

— Подойди-ка поближе, мой милый горбун…

— М'дам? — подозрительно спросил я, не двигаясь с места.

— Я хочу поговорить с тобой, Фритц.

— В последнее время, м'дам дам, эта фраза преследует меня по пятам.

— Что?

— Я весь внимание, м'дам.

— Сколько граф платит тебе, Фритц?

— Один золотой в месяц, м'дам.

— Золотой?..

— Да, мадам.

— Всего один?

— Боюсь, что так, м'дам.

— Посмотри вон там, на тумбочке рядом с лампой.

— Здесь лежит какая-то бумага, м'дам.

— Это не просто бумага. Это чек! Подписанный, но незаполненный чек. Можешь вписать туда любой число, Фритц.

— Зачем, м'дам?

— Чувак! — американка, похоже, потеряла терпение. — Неужели ты не хочешь разбогатеть? Десять тысяч? Двадцать? Впиши хоть пятьдесят и заграбастай себе эти денежки — я все равно не останусь в накладе. Граф Влад будет мертв к исходу дня. Все, что тебе нужно — подлить во время обеда в его питье немного святой воды, которую я прихватила с собой. Ты получишь деньги, а я — этот замок!

— М'дам?!

— Ты — чертов уродливый мерзкий горбун, Фритц! Существо, что прислуживает исчадиям ада! Неужели ты не предашь своего хозяина, коль уж тебе выдалась такая великолепная возможность?

— С радостью, м'дам.

Да, я ответил без малейшей запинки. Да, я не испытывал ни малейших колебаний и сомнений. Да, я взял чек. Трое жителей этого замка планировали убить друг друга, а еще один — готовил фаршированные артишоки на обед. По сравнению с ними мой поступок — самое меньшее из зол.

— Без четверти час дня, Анатоль. Пора подавать на стол.

— Бифштексы с кровью, может и твоя обязанность, Фритц. Но артишоки — нет! Артишоки я буду подавать сам, лично.

— Это противоречит Правилам.

— Merde! Плевал я на правила! Это мой звездный час, пик моей славы!

— Как скажешь, Анатоль, — не стал спорить я. — Позволь, однако, заметить, что ни к чему хорошему это не приведет. Отступать от правил — чревато неприятностями. Мой дедушка всегда так говорил и посмотри что с ним стало!

— А что с ним стало? — полюбопытствовал повар.

— В своем последнем письме из местечка под названием Голливуд он писал, что снимается в каких то синематографических картинах. Хотя, должен сказать, художественного вкуса у него ни на грош. Можно мне еще одного скорпиона?

— Бери и убирайся из моей кухни!

Я взял скорпиона — объедение! — и убрался.

Граф ждал меня в обеденном зале. Казалось, он так и простоял у окна все это время. Пребывая в глубокой задумчивости, он не заметил, что я не принес обеденных блюд.

— Гроза по-прежнему бушует, Фритц, — проговорил Граф. — Мне кажется или это знак судьбы?

— О, хозяин! Эта гроза ничто, по сравнению с тем, что готовится в этом замке.

— Ты прав, мой старый добрый слуга, ты прав… Сегодня за обедом ты будешь свидетелем того, как моя жена отойдет в мир иной, а я воссоединюсь, наконец, со своей истинной любовью. Осталось всего несколько минут. Я уже слышу шаги, Фритц! Она спускается по лестнице!

Мне показалось что хозяин воспринял слово «готовится» не в том буквальном смысле в коем употреблял его я, но времени на споры не оставалось.

— Да, хозяин.

Проверив сервировку стола, я насыпал собачьего корма несчастному Страшиле. Белый пудель признательно завилял хвостом и принялся есть, время от времени пуская газы. Несчастная собака!

В зал вплыла американка. Она была одета в розовое. Я не мог не отметить, что щека хозяина слегка дрогнула при виде этого зрелища, однако, он быстро взял себя в руки. Поживи я на свете шесть столетий, наверняка тоже научился бы так владеть собой. Но, увы, я всего лишь человек, слуга вампира, и был вынужден отступить назад, в тень, дабы та скрыла выражение моего лица.

— Владик! — вскричала американка.

— Любовь моя! — вскричал граф.

— Владик, что это за ужасные звуки?!

Граф поморщился.

— Видишь ли, дорогая, это… гмм…

— Боюсь это пудель, мадам, — сказал я, полускрытый тенями. — Бедняга вот уже несколько дней страдает несварением желудка.

— Я не про этого жуткого пса! Что это такое?

Я проследил за указательным пальцем. Граф проделал то же самое и я заметил, что на этот раз он вздрогнул всем телом.

— Любовь моя, мы кажется, еще не обговаривали наши музыкальные пристрастия, но я был уверен, что Вагнер придется тебе по душе.

— Чего-о-о?…

— Вагнер, м'дам, если позволите. «Нюрнбергские Мейстерзингеры».

— Какая мерзость! Владик, неужели ты и в самом деле слушаешь это… это…

— Величайшее произведение искусства, м'дам? — подсказал я.

— Это старье!

Хозяин содрогнулся и попятился прочь, словно при виде распятия. Он запахнул ворот рубашки и поежился.

— Фритц, крови и вина! — приказала американка. — Прежде чем сесть за стол, я хочу отпраздновать эту долгожданную встречу. Мы ведь столь долго ждали этой минуты, дорогой мой график…

Хозяин беззвучно открывал и закрывал рот.

— Гра… График?..