Праведный Дух Абсолюта - [38]

— Мне нужны спецслужбы.

— Рановато. Пока я жив, они будут только мне подчиняться.

Холопы, как ты говоришь. Они тоже думать умеют. А злить их очень опасно. Все перевороты начинаются с личной охраны. Вбей себе это лично в голову, мадам жена.

— Особенно, твой личный телохранитель Ван Дунсин.

— И он тоже. Меня он полностью удовлетворяет.

— А генеральчик этот, маленький, Чу?

— Это моё доверенное лицо, друг, соратник с первых дней.

— И я друг, соратник.

— Правильно. Но ты жена. Ты, по определению, обязана быть верной спутницей и другом. Каждая жена должна быть верной спутницей политика. Это опасное сотрудничество для жизни и семьи женщины. Но, без этого никак.

— А другие твои жёны? Отрекись от них.

— Зачем бучу поднимать? Какое тебе дело до них? Никто уже и не помнит о них, а ты всё хочешь поднять на волны любопытства и сплетен для толпы. Тебе же тоже достанется порция гадости от народных острословов.

— Я не боюсь.

— Что? Головы будешь рубить?

— Не только.

— Дура. Народ не переживёшь, а хвост обломаешь.

— Надо войну делать.

— Ещё раз скажешь про войну, выгоню. Мы уже пробовали с Советами в шестьдесят девятом. Нет у нас боевой современной техники.

— В мирное время быдло нагло лезет в большие начальники.

— Пусть лезет. Я это вижу. Почему Дэн меня и не удовлетворяет. Тишит, но своё дело умело и постоянно тянет вперёд. Хитёр и коварен. Поэтому я ему, да и всем остальным, дал относительную свободу выговориться. Пусть откроются.

— Он митинги готовит устроить для поднятия своего личного престижа.

— Пусть. Тут я его и прижучу.

— Ты не боишься?

— Мне нечего бояться. И не мешай мне.

— Может, следует кого из его команды арестовать или ликвидировать?

— Мои люди об этом думают. Не мешай. Не лезь не в своё дело.

— А люди тебе преданы?

— Не тебе судить.

— Они боятся тебя и хотят, чтобы ты правил, потому что без тебя, перегрызутся друг с другом.

— Они и тебя уже все боятся.

— Не так.

Мао долго, с пренебрежением, смотрел на всё, никак не желавшую успокоиться, жену. Она это замечала, но его давно это уже не волновало.

— Что тебе надо? Что ты всё портишь? Я о тебе думаю, а ты приходишь, визжишь, как беременная; вопишь, как базарная баба, только мешаешь.

— Боюсь за будущее.

— Кому ты нужна?

— Мне столько зададут вопросов после твоей кончины, и не какие-нибудь всезнающие корреспонденты, а настырные следаки.

— Ах, вот ты о чём. Меняй тактику, успокойся: тебя забудут.

Мадам нервно всплеснула руками. Покривлялась перед зеркалом. Помахала кулачком в золотых кольцах на тонких пальцах. И, недовольная собой, снова с нотками истерики заговорила.

— Страшно. Поэтому я такая нервная.

— Знаю. Включай свою пропаганду в сторону доброты, духовной милости, терпения, ожидания лучшего. Как в Советах: они всё время говорят о великом прошлом, которого по документам и летописям никогда не было. Вся пропаганда постоянно твердит, что завтра будет лучше, светлее, богаче. А это завтра у них, как далёкий горизонт, сколько ни иди, всё равно остаётся далеко. Дальше любой надежды. Я также в своих хитрых, завуалированных докладах, подобное твержу. И ты подумай над этим со своими советниками: возьмись тоньше за эту тему, мудрее, аккуратнее. А то подленький Дэн может тебя спокойно переиграть и тактически, и главное, политически. Ему семьдесят два года. Это время мудрой политики. И у него тоже свои пропагандисты неплохие.

— Он за капитализм зубами уцепился. Заработок, свобода, прогресс.

— Докажи, что наш строй лучше, перспективнее, человечнее.

— Конечно лучше. Мы же обещать только и можем. Дать вот только что можем дать народу? Только густую, словесную чепуху?

— Вот это и есть политика: вместо мешка риса, слова глубокой милостивой духовности, высшей, быстро достижимой цели, народной объединяющей идеи: всё, что подойдёт к историческому моменту нашего современного бытия.

— К месту ли?

— Вот и думай, к месту ли?

— Твой коммунизм — это ходьба с песней и барабаном на месте и по кругу.

— Без тебя знаю. Поэтому, главное, чтобы песни были громкие и чувственные. А барабан, нужен заглушать не к месту появляющиеся мысли. Когда народ плачет от песенки, его можно посылать на любую войну. Это и есть грамотно поставленная, продуманная для умелого оглупления масс народная агитация. И ничего иного. Если бы не движение технологии и производства к сложности, то никто бы массы и не учил. А так, приходится обучать их, давать излишнее образование, что ведёт к политическому повышению сопротивляемости властям. Сейчас их, просто так, не обманешь. Нужны постоянно меняющиеся технологии оболванивания. Для этого историю переписываем: поражения в победы превращаем; ищем везде врагов: внутренних и внешних; бедность используем для патриотического перевооружения и постоянную подготовку к отпору врагу. Ладно, милая моя, ступай, я устал. Не думал я, что тебе захочется власти. Но ты думай, постоянно — твоя голова, твоя безопасная жизнь.

— Спасибо, что сказал. Я ведь раньше этого не знала.

— Об этом всегда и постоянно необходимо напоминать. Иначе, сначала твоя политическая, потом физическая смерть и полное историческое, презрительное забвение. Лезешь в политику — крути головой, быстро и внимательно. Пусть шея хрустит от неудобства, чем от топора. Ступай, сейчас придут врачи.