Правдивая история мальчика и его игрушек - [4]

Однажды мы с Кириллом Мефодиевичем снова поднялись на мост, откуда он метнул в воду случайно подвернувшуюся старушку.

- Я слежу за тобой, Вася, - сказал начальник и покровительственно похлопал меня по плечу, - и мне все меньше нравится твоя словоохотливость.

Его жест не соответствовал его словам. Ведь он похлопал меня так, как если бы поощрял и дальше следовать избранной линии поведения. А из его слов явствовало, что он меня осуждает.

- Это отвлекающий маневр... то есть как бы мнимое красноречие... робко заметил я.

- Не уверен... Я все больше начинаю подозревать, что ты говоришь иносказаниями. Что ты задумал, дружок? Вот здесь, в этом священном для нас месте, где мы заклали во имя будущего нашего отечества невинную старушку, посмотри мне в глаза и выложи все как на духу!

- Но я старушку не закладывал... мне бы и в голову такое не пришло! закричал я, потеряв терпение. - Это все вы! Взяли и сбросили ее с моста!

- Вот оно что? - Карпов прищурился и смерил меня недобрым взглядом. Вот как ты понимаешь наше дело, наш священный долг?

Тут кровь огненно ударила мне в голову, я не сдержался, поступил как бы случайно и невменяемо, хотя, если разобраться, у меня был добрый и отличный пример для подражания. Взвившись словно вулкан, я схватил своего начальника за отвороты пиджака, подтащил к перилам моста и с силой толкнул его в грудь.

Он с криком полетел вниз, скрылся в реке, и спустя мгновение все было кончено, даже кругов на воде не осталось. Я потер ладони, как бы смахивая с них пыль этого глупого и бесполезного человека, слишком долго командовавшего мной. Огляделся. Вокруг никого не было. Никто не стал свидетелем происшествия. Москва тихо жила своей жизнью.

Надежным гарантом стабильности, залогом мира и покоя будет успокоение Кирилла Мефодьевича на дне реки. Я понял это, хотя и задним числом, уже после того, как сделал дело. Но в любом случае мой поступок был своевременным и в высшей степени целесообразным. Я займу место Кирилла Мефодьевича, и работа в управлении закипит, ведь я знаю, как организовать ее наилучшим образом. Жаль только, что я не догадался снять с ног старика свои туфли, прежде чем сбрасывать его с моста.

Михаил Литов

КАК Я ОБРЕЛ СЧАСТЬЕ

Получив на работе отпуск, я покинул пыльный и душный, до чертиков надоевший мне город и отправился на свою малую родину, в деревню Куличи, где по-прежнему жили мои приемные родители. Давненько собирался я навестить стариков, но, как это обычно бывает, мешало то одно, то другое, - так это и бывает в нашей суетной жизни. Грудным младенцем, заходящимся в крике и обмочившим грязные пеленки, батяня Петя и маманя Катя подобрали меня в капусте, и с тех пор я считаю, что роднее их у меня никого нет на свете.

Я подивился, что они, после радостных слез и объятий, не предложили мне попариться в баньке. Это было, знаете, как-то против заведенного порядка. Но я промолчал. Мысленно отметил, что они ужасно постарели, но их так обрадовал мой приезд, что они как бы слегка засеребрились, обрели некую лучезарность и потому смотрелись более или менее сносно. В общем, еще черпали энергию для жизни, и это было хорошо. Мы посидели за празднично накрытым столом, попили чайку, потолковали о всякой всячине. А нам было что сказать друг другу после долгих лет разлуки. Когда же мы с батяней Петей вышли на крыльцо покурить, я с надеждой взглянул в дальний конец огорода, где чернела в солнечных лучах наша старенькая банька. Дымок отнюдь не вился над ней, вид у нее был какой-то безжизненный, угрюмый.

- Затопим баньку-то? - спросил я бодро.

Старик, видно, ждал этого вопроса, а все же вздрогнул, как от страшной неожиданности. Он загасил о мозолистую ладонь заморскую сигарету, которой я его угостил, - забычковал, значит, - и спрятал окурок в карман своих видавших виды штанов, а затем стал переминаться с ноги на ногу. Выражал таким образом свою растерянность батяня Петя долго и наконец нерешительно произнес:

- Э-э, паря, понимаешь... не-ет, с банькой, Вася, ничего не выйдет...

- Почему?

- Кукуськи говорят, что это их территория... ну там, где баня стоит... и нам теперича туда хода нет. А то не сносить головы... - довольно твердо, словно проговаривая отлично вызубренный урок, ответил он.

Я с изумлением посмотрел на него. Не сбрендил ли мой добрый папаша?

- Какие кукуськи? - спросил я напряженно.

- Народ такой объявился, называет себя кукуськами, - еще тверже и основательнее доложил батяня Петя.

- Ага, народ... Что-то раньше я о нем ничего не слыхал.

Я отступил от него на шаг, посмотрел в сторону и покрутил пальцем у виска, обескураженный и возмущенный причиной, по которой не мог попасть в баньку. Я не хотел обидеть старика, и без того обиженного какими-то сумасшедшими людьми, однако он все же принял мою пантомиму на свой счет, и у него возникло желание в свою очередь полновесно отмежеваться от кукуськиной самостийности. Горестно разводя руками в беспомощном недоумении перед правдой, которую явила ему общественная жизнь деревни Куличи и ее окрестностей, он объяснил:

- Так они говорят, понимаешь, раньше у них дремало народное самосознание и они были как бы никем, а теперь оно, самосознание это, пробудилось и они стали кукуськами... А я считаю это за блажь!