Правдивая история Лилли Стьюбек - [2]

— Два шиллинга.

— Да вы что? — возмутился Мэтти. — Вы же знаете, моя работа стоит гораздо больше.

— Проволока у тебя ворованная, да и решетка так себе, — бросил отец, хотя видел, что Стьюбек потрудился на славу.

— Вы не найдете такую решетку за два шиллинга.

— Ладно. Три.

— Не на того напали, мистер Квейл, — сказал Мэтти. — Вещица сделана на совесть, а проволоку я купил в лавке у Хардинга всего два дня назад. Два шиллинга! — возмущался Стьюбек. — Вот уж не думал, что вы скупаете краденое.

Мой отец — выходец из Англии, отличался вспыльчивым нравом; он занимался адвокатской практикой, и его прекрасно знали в городе как человека безупречной честности; запросто попавшись в ловушку на скользком пути торговли, он послал незваного гостя ко всем чертям, заявив, что вовсе не собирался покупать его решетку.

— Все вы такие! — крикнул Мэтти с безопасного расстояния — он уже стоял у ворот.

Лилли была младшей в семье, когда Стьюбеки приехали в город. Ей исполнилось семь лет. А через несколько месяцев у миссис Стьюбек родился еще один ребенок — крохотный мальчик Джекки, у которого на каждой руке было по три пальца, я его и запомнил по этим трем пальцам — он отчаянно цеплялся ими за Лилли. Я редко встречал Джекки с матерью; малыша повсюду таскала с собой Лилли, которая, казалось, не замечала брата, пристроившегося у нее на бедре, хотя сама была еще слабенькая и с трудом его поднимала.

Но в моей памяти Лилли осталась не только заботливой нянькой. Она была самой ловкой и смышленой из четырех дочерей Стьюбеков (ее сестер звали Грейс, Элис и Пэнси); Лилли то вдруг появлялась невесть откуда, словно молчаливая дикая кошка, то столь же внезапно исчезала, даже глаза у девочки были кошачьи, с миндалевидным разрезом; такой я представляю ее себе гораздо отчетливее, чем с прижавшимся к ней малышом Джекки; Лилли всегда носила с собой сумочку, в которой хранила что-нибудь украденное, подобранное или подаренное, но что именно, я узнал намного позднее.

Появление Лилли в нашей школе стало довольно примечательным событием, так как в класс ее привел полицейский, когда занятия уже шли полным ходом. В начале учебного года Стьюбеки оставили детей дома, и через месяц на Мыс наведался сержант Коллинс; он забрал с собой двух девочек и одного мальчика; остальные дети сказали, что им уже исполнилось четырнадцать лет — в этом возрасте тогда заканчивали школу.

Лилли стояла возле двери класса, словно маленькая русалка, вытащенная на белый свет из темной, зеленой воды. Выцветшее ситцевое платьице едва прикрывало ее гибкое загорелое тело. Лилли пришла босиком — обычное дело для мальчишек (я сам ходил без башмаков), но девочки, как правило, носили обувь. Вообще-то в босых ногах Лилли никогда не было ничего вызывающего. Позднее мне стало ясно, что она не придавала значения одежде и вовсе не стеснялась своей наготы.

— Заходи, заходи, чертенок, — сказал сержант Коллинс. Он слегка подтолкнул девочку и ушел.

Лилли шагнула вперед, передернула плечами и смело стала разглядывать мальчиков и девочек, сидевших в классе. Все уставились на нее, а она вдруг состроила рожицу, скрючила пальцы, будто выпуская когти, оскалилась и зашипела, как разъяренная кошка.

Мы засмеялись.

— Прекратите! — приказала наша учительница.

Мисс Мак-Гилл — расплывшаяся старая дева лет сорока, с седыми, коротко остриженными волосами, говорила низким голосом, из-за которого ее прозвали Гудилой. Она была превосходной наставницей, справедливой и строгой.

— Иди-ка сюда, — прогудела она.

Лилли не сдвинулась с места, и один из наших классных заводил крикнул:

— Она цыганка, мисс, и не знает английского.

— Не твое дело, Эндрю Оллен, веди себя тихо, — сказала ему Мак-Гилл.

Крепко взяв Лилли за руку, учительница повела ее к парте, где сидела самая примерная ученица — Дороти Мэлоун.

— Завтра, — сказала мисс Мак-Гилл, — ты должна явиться с тетрадью, карандашом, ластиком, и никаких отговорок. Чего не терплю, так отговорок.

Лилли не проронила ни слова, она весь урок наблюдала за нами, словно решая, как бы расправиться при случае с каждым поодиночке. На первой же перемене она подскочила к Эндрю Оллену и рванула с него рубашку через голову — на пол посыпались пуговицы.

— Я тебе еще покажу, — приговаривала она. — Еще покажу.

На другой день Лилли не пришла в класс, и снова за ней послали сержанта Коллинса. Мэтти пригрозили вызвать в суд, и он, влепив дочери затрещину, заставил ее отправиться в школу. Лилли явилась с пустыми руками, но Дороти Мэлоун молча вынула из портфеля чистую тетрадь, ластик и карандаш, которые она принесла на всякий случай. Лилли взяла все это так же равнодушно, как брала любую подачку — ведь Дороти была дочерью преуспевающего агента фирмы «Шевроле и Мармон». Девочки надолго подружились; спокойная, добродушная Дороти в дальнейшем трогательно заботилась о Лилли, которая принимала подачки подруги как нечто само собой разумеющееся.

— Лилли, — обратилась к девочке мисс Мак-Гилл, — тебе, кажется, доставляет удовольствие притворяться кошкой. Поэтому для начала напиши: «Я не кошка». — Мисс Мак-Гилл вывела это предложение на доске, чтобы Лилли переписала его в тетрадь.