Правда танкового аса. «Бронебойным, огонь!» - [27]
Я молчал.
– Ну, ладно, – тяжело вздохнул подполковник Негруль. – Подождите здесь, я схожу к комбригу, посоветуемся.
Оставшись втроем, мы молчали, ожидая решения. Николка сник и ужасно боялся, что его отправят обратно. Из штабного автобуса крикнули: «Постовалов! Веди своих мазуриков». Мы вошли в аккуратно убранный салон: в нем за столом сидел невысокого роста молодой, симпатичный полковник с приятными серыми глазами и добрым взглядом. Постовалов доложил о прибытии.
– А ну, герои, расскажите, как вам удалось надуть пограничников? Ведь они утверждают, что у них даже мышь через границу не проскочит.
Я кратко и образно доложил. Комбрига развеселила эта история, он от души посмеялся и после короткого раздумья сказал:
– Георгий Иванович, не отправлять же пацана назад. Дай команду Прокопенко, пусть определит его в 1-й батальон помощником к повару и поставит на все виды довольствия.
Начальник политотдела согласился. На душе у меня отлегло. Обратный путь был веселее. Шутил Постовалов, подтрунивая над Николкой, а тот неожиданно заупрямился: «Не хочу и не буду работать на кухне! Что я, холуй или чем щи наливают? Хочу быть разведчиком!»
Я оторопел от Николкиной прыти. Только что был согласен исполнять любую работу, а сейчас подавай разведку! Большого труда стоило мне уговорить пацана подчиниться приказу. Портной бригады сшил ему армейскую форму, подогнал пилотку; сапожник сшил из парусины ладные сапожки. Вскоре Николка стал любимцем батальона. Он оказался способным, сообразительным и смелым хлопцем, в боях под Будапештом ходил в разведку и был награжден медалью «За отвагу».
Не успели все успокоиться после этой истории, как вдруг меня вызвал к себе капитан Прокопенко. Я недоумевал и гадал: «Что бы это могло значить? Для чего я потребовался помпохозу бригады?» В землянке я доложил о прибытии, Прокопенко поздоровался, обошел вокруг, внимательно, с ухмылкой осмотрел меня со всех сторон, а затем сказал:
– А я думал, вы не сможете ко мне прибыть.
– Почему же не смогу? – не понял я.
– Да потому, что вы и офицеры вашего взвода голые. В ваших вещевых аттестатах все обмундирование списано.
Тут только до меня дошло, почему меня вызвали. В дороге механик-водитель танка Котов, бывший рецидивист и большой специалист по подделке документов, с помощью простого циркуля, ручки с пером и химических чернил с сахаром на листке бумаги нарисовал оттиски печатей. Оказалось, они списали обмундирование офицеров взвода! Прокопенко не сомневался в подлинности печатей, но не мог понять, как это случилось.
Я быстро придумал версию:
– Товарищ капитан, по прибытии с фронта в запасном полку нам списали обмундирование, а выдать не успели, сказали, что на фронте получим.
– Все это так, но уж больно добротное у вас обмундирование, такое и списывать жалко. Ладно, идите и получайте новое.
Я выскочил от Бати как ошпаренный: «Пронесло на сей раз, но больше шутить с этим нельзя, это же подсудное дело!» А Максимову сказал:
– Что-то наша служба в бригаде начинается с частых вызовов к начальству.
Бригада
По своему составу танковая бригада – небольшое соединение. В ее составе всего 4 батальона и 3 отдельные роты. Все танковые батальоны одинаковые по организации, количеству машин и людей, но все они по подготовке, состоянию техники и вооружения, по организованности и порядку не похожи друг на друга. Наш 1-й танковый батальон выделялся на фоне остальных благодаря его командиру Сереже Отрощенкову, которому тогда было 22 года.
Помню, летом проводили строевой смотр бригады. Наш батальон проверял сам комбриг полковник Чунихин. Надо сказать, выглядел он солидно: уверенно командовал бригадой и пользовался огромным авторитетом. В бригаде все называли его Батя. К людям он относился бережно и не гнал бригаду в бой очертя голову, а действовал обдуманно, осторожно и в то же время решительно. Это позволяло бригаде успешно и малой кровью выполнять поставленные задачи. К смотру мы готовились тщательно – всем хотелось порадовать Батю.
Мы выстроились на небольшой расчищенной поляне. Подъехала машина, из нее не спеша вышел полковник Чунихин. Капитан Отрощенков подал команду: «Смирно! Равнение на средину!», резко повернулся кругом и, чеканя шаг, направился к идущему навстречу комбригу. Не доходя до него, он остановился и громко и отчетливо доложил: «Товарищ полковник! 1-й танковый батальон построен и к смотру готов!» Рослый, подтянутый, красивый, молодой комбат выглядел солидно. Комбриг поздоровался с батальоном, дал команду «Вольно», пожал руку комбату и не удержался, по-дружески обнял его. Обходя строй, лично знакомясь с вновь прибывшими, комбриг внимательно вглядывался в лицо каждого офицера. Знакомясь со 2-й танковой ротой, он остановился около комвзвода лейтенанта Гуляева и пристально начал вглядываться в его лицо. Пауза затянулась, окружающие недоумевали. Затем лицо комбрига расплылось в улыбке: «Иван!.. Гуляев! Ты ли это, дружище?!» – воскликнул он. Комвзвода, явно смущенный таким вниманием и встречей, невнятно пробормотал: «Так точно, товарищ полковник, я». Чунихин от души обнял Гуляева и трижды поцеловал. Лейтенант стоял пунцовым от смущения. Как потом выяснилось, еще в 1930 году Иван Гуляев был помкомвзвода, а красноармеец Чунихин два года под его командованием постигал солдатскую службу. Затем Гуляев уволился и уехал в свою Куйбышевскую область, где стал заведующим птицефермой, а Чунихин поступил в военное училище. И вот, через 14 лет, они неожиданно встретились. Вскоре Гуляев был назначен командиром роты.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Венедикт Ерофеев (1938–1990), автор всем известных произведений «Москва – Петушки», «Записки психопата», «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» и других, сам становится главным действующим лицом повествования. В последние годы жизни судьба подарила ему, тогда уже неизлечимо больному, встречу с филологом и художником Натальей Шмельковой. Находясь постоянно рядом, она записывала все, что видела и слышала. В итоге получилась уникальная хроника событий, разговоров и самой ауры, которая окружала писателя. Со страниц дневника постоянно слышится афористичная, приправленная добрым юмором речь Венички и звучат голоса его друзей и родных.
Имя этого человека давно стало нарицательным. На протяжении вот уже двух тысячелетий меценатами называют тех людей, которые бескорыстно и щедро помогают талантливым поэтам, писателям, художникам, архитекторам, скульпторам, музыкантам. Благодаря их доброте и заботе создаются гениальные произведения литературы и искусства. Но, говоря о таких людях, мы чаще всего забываем о человеке, давшем им свое имя, — Гае Цильнии Меценате, жившем в Древнем Риме в I веке до н. э. и бывшем соратником императора Октавиана Августа и покровителем величайших римских поэтов Горация, Вергилия, Проперция.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.
К 70-летию Великой Победы. Уникальные воспоминания командира Т-34, отвоевавшего на передовой более года, – для танкиста это был огромный срок, ведь танковые части зачастую дрались буквально «до последней машины»: их отводили в тыл на переформирование лишь после потери всей бронетехники. Автор 5 раз горел в подбитых «тридцатьчетверках», но и сам сжег более дюжины немецких танков, а уничтоженные орудия, автомобили, огневые точки и живую силу противника «даже не считали».
Автор этой книги – один из тех трех процентов фронтовиков, кто, приняв боевое крещение летом 1941 года, дожил до Победы. Прорывался из «котлов», защищал Лужский рубеж и Дорогу Жизни, участвовал в кровавых штурмах Синявинских высот (где от всей его батареи осталось только пять бойцов), с боями прошел от Тамани до Праги. Воевал и в саперах, и в пехоте, и наводчиком в артиллерии, и командиром самоходки Су-76 в единственной на всю Красную Армию казачьей пластунской дивизии.«Да, были у наших самоходок слабые стороны.
Уникальные мемуары летчика-торпедоносца, совершившего 187 боевых вылетов и 31 торпедную атаку (больше, чем кто-либо в морской авиации) под ураганным огнем лучшей в мире немецкой ПВО. Исповедь Героя Советского Союза, потопившего на Балтике 12 вражеских кораблей. Вся правда о самой опасной летной профессии – недаром фронтовики прозвали торпедоносцев и топ-мачтовиков «смертниками»: средний срок жизни экипажей балтийской минно-торпедной авиации составлял всего 15 боевых вылетов.«Многие эпизоды моего боевого прошлого при воспоминании о них острой болью отдавались в сердце, вызывая лишь одно желание – напрочь забыть обо всем.