Правда смертного часа. Посмертная судьба - [84]

И считал я, что мне не грозило

Оказаться всех мертвых мертвей, —

Но поверхность на слепке лоснилась,

И могильною скукой сквозило

Из беззубой улыбки моей.

Я при жизни не клал тем, кто хищный,

В пасти палец,

Подходившие с меркой обычной —

Отступались, —

Но по снятии маски посмертной —

Тут же в ванной —

Гробовщик подошел ко мне с меркой

Деревянной

А потом, по прошествии года, —

Как венец моего исправленья —

Крепко сбитый литой монумент

При огромном скопленье народа

Открывали под бодрое пенье, -

Под мое — с намагниченных лент

Тишина надо мной раскололась —

Из динамиков хлынули звуки,

С крыш ударил направленный свет, —

Мой отчаяньем сорванный голос

Современные средства науки

Превратили в приятный фальцет

Я немел, в покрывало упрятан, —

Все там будем! —

Я орал в то же время кастратом

В уши людям

Саван сдернули — как я обужен, —

Нате смерьте! —

Неужели такой я вам нужен

После смерти?!

Командора шаги злы и гулки.

Я решил: как во времени оном —

Не пройтись ли, по плитам звеня? —

И шарахнулись толпы в проулки,

Когда вырвал я ногу со стоном

И осыпались камни с меня.

Накренился я — гол, безобразен, —

Но и падая — вылез из кожи,

Дотянулся железной клюкой, —

И, когда уже грохнулся наземь,

Из разодранных рупоров все же

Прохрипел я: «Похоже — живой!»

И паденье меня и согнуло,

И сломало,

Но торчат мои острые скулы

Из металла.

Не сумел я, как было угодно —

Шито-крыто.

Я, напротив, ушел всенародно

Из гранита.

В.Высоцкий, 1973

Посмертная судьба

ВСТУПЛЕНИЕ

Потомством взвесится,

Кто сколько утаил…

Н.Гумилев

Стихотворение гения возможно анализировать и через сто лет после его смерти, а что касается биографии — тут многое зависит от современников. Ответственность современников в том, чтобы обеспечить потомков качественным биографическим материалом, — без привлечения которого, кстати, невозможен и полный литературоведческий анализ.

Только современники могут сохранить то неуловимое, что Мандельштам называл «шумом времени» — атмосферу эпохи. Живые мелочи, внятные детали, настроения и мнения — все это понятно и доступно только им. Не говоря уже о том, смогут ли понять потомки какие-то слова и выражения, свойственные «эпохе развитого социализма», которые с неизбежностью «вымирают» в жизни и в языке. О лексике Высоцкого написаны сотни статей, о лексике его времени — единицы.

Ответственность современников — это и мысль Пушкина о том, что надо делать записки, «чтобы потомки могли на нас ссылаться»… Сравните с публичной позицией дирекции Государственного культурного центра-музея В. С. Высоцкого (далее— Музей Высоцкого): «да, мы будем собирать воспоминания современников, но не публиковать, потому что там много противоречий и неправды». Но во втором выпуске альманаха «Мир Высоцкого» эта позиция уточняется: «…Из всего массива мемуаристики отдавать предпочтение тем ее частям, которые непосредственно связаны с творчеством В.С.Высоцкого».

Но публиковать желательно все — память человеческая несовершенна, — чтобы еще при жизни поколения В. В. можно было что-то уточнить, поправить или опровергнуть. Напечатан же сборник, составленный научным сотрудником Музея Высоцкого инженером И. Роговым «Еще о Высоцком», часть которой посвящена опровержению еще не вышедшей в то время книги «Правда смертного часа».

И почему— публиковать только те материалы, которые непосредственно связаны с творчеством Высоцкого? Понятно, что нужно щадить чувства родных и близких… Но делать это всеобщим принципом государственного научного учреждения?! А может быть, в этом есть стремление скрыть, утаить от современников и потомков все драматическое и трагическое, — чего в жизни Высоцкого было достаточно?

Через год после выхода книги «Владимир, или Прерванный полет» Марина Влади сказала в телевизионном интервью: «Люди, которые не любят меня, говорят, что я занимаюсь мытьем грязного белья, — это не так. Моя книга — про жизнь. А жизнь — это и трагические моменты». Ахматова сказала: «Поэт без трагедии — не поэт». А «музей делает все, чтобы стесать Володины азиатские скулы» — Л. В. Абрамова, 1992 год.

«Время сорвалось с цепи, вскочило в седло — и погоняет человечество». Во всяком случае, наше российское человечество— еще наполовину советские люди. И не гении, но кумиры занимают умы поколения, которое «выбирает «Пепси». Зачем же ворошить прошлое? Но ведь только через драматические конфликты, через трагические столкновения можно попытаться восстановить истину — правду отношений между людьми.

Все взято в трубы, перекрыты краны, —

Ночами только воют и скулят,

Что надо, надо сыпать соль на раны

Чтоб лучше помнить — пусть они болят.

(1977)

После смерти Владимира Высоцкого прощальными словами друзей, стихами его памяти была задана такая высота, что современники стали опускаться на землю только в конце 80-х годов. Посыпались статьи, интервью, воспоминания разной степени откровенности, разного качества — и все они публиковались. Пожалуй, самая честная позиция для вспоминающего о близком человеке, друге, товарище — не щадить ни себя, ни его. Так не бывает? Но ведь есть воспоминания И. Дыховичного, Л. Абрамовой, А. Демидовой, А. Васильева, В. Янкловича, М. Шемякина…

Посмертная судьба поэта вполне может стать трагической — это забвение потомков. С Высоцким такого не произойдет — его поколение и его время просто этого не допустят. Высоцкий присутствует и в литературе, и в нашей жизни — он самый цитируемый в периодической печати поэт конца XX века. Как сказал Александр Блок: «Не лучше ли для поэта такая память, чем тома критических статей и мраморный памятник?»