Правда об Иване Грозном - [14]

Ну, а кто же, какого рода была та, которой судилось стать счастливой преемницей Соломонии? История ее, «дочери литовского вельможи, переехавшего, точнее, перебежавшего от польского короля к московскому правителю» (по иронично-пренебрежительному определению Э. Радзинского), как и ее знаменитой на всю тогдашнюю Европу старинной шляхетской фамилии, тоже заслуживает большего внимания, чем это удосужился сделать господин публицист.

Елена Глинская…

Крупнейшие земельные магнаты Польско-Литовского королевства – князья Глинские – перешли на службу к московскому государю как вожди и военные руководители широкого народного движения в защиту православия, развернувшегося в самом начале XVI века на территории Украины и Белоруссии, подвластных Польше и Литве. Самого известного из них, Михаила Львовича Глинского, в советской исторической литературе принято было называть не иначе как «авантюристом». Отчасти это соответствовало действительности, отчасти нет. Нелишне ведь вспомнить, что как раз духом этого самого авантюризма, духом неуемных страстей и самых головокружительных замыслов, была пропитана в те времена вся возрожденческая Европа. И Михаил Глинский, блистательный и дерзкий шляхтич, человек, по словам историка, «незаурядной воли, огромного честолюбия и энергии», не мог не быть плоть от плоти этого Нового мира, рождавшегося в разнузданности и блеске европейского Ренессанса. Хотя, наверное, не только его…

Еще в юности князь Михаил (барон Герберштейн именует его на западный манер «герцогом») 12 лет провел в Италии. В 1489-м он уже на службе у правителя одного из немецких княжеств, курфюрста Альбрехта Саксонского, в армии которого прославится своей отчаянной храбростью. Затем наступит черед Франции, Испании [42] . Домой после всех этих далеких странствий он вернется лишь в начале 90-х годов XV века, однако и там не успокоится, засев в родовом имении. Очевидно, его беспокойная, ищущая душа – душа человека эпохи Возрождения, – всегда жаждала кипучей деятельности, славы, богатств, наконец, удовлетворения самых невероятных политических притязаний. Впрочем… властные амбиции еще молодого, полного энергии (в отличие от иных заплывших жиром вельможных панов) князя Глинского были не столь уж безосновательны. Блестящий, европейской выучки дипломат и не раз испытанный на полях сражений воин, он всего лишь за несколько лет сумел сделать головокружительную карьеру при дворе короля Александра, став там одной из самых влиятельных фигур. С 1499 г. Михаил Глинский – «маршалок дворецкий», т.е. глава королевской придворной гвардии [43] , в 1501—1505-м – наместник Бельский, в то время как один его родной брат, Иван, являлся воеводой Киевским, а другой, Василий (отец будущей великой княгини Елены), держал в своих руках староство Берестейское. Практически почти половина великого княжества Литовского оказалась под властью Глинских. «Поговаривали даже, что сам король Александр все свои решения принимал только с согласия Глинского. Победа над крымскими татарами под Клетцком, которую одержал князь Михаил за две недели до смерти Александра, укрепила его положение при дворе. Но она же вызвала и все возраставший прилив страха у противников князя» [44] – католической польско-литовской шляхты, не желавшей усиления политического влияния православной знати. Именно этот страх – страх перед растущим авторитетом Михаила Глинского, который после смерти Александра 19 августа 1506 г. уже даже не скрывал своего намерения попытаться занять опустевший престол, повторим, именно этот страх заставил католическую шляхту сплотиться вокруг единого кандидата и поспешить с выборами…

20 октября 1506 г. великим князем Литовским был избран младший сын польского короля Казимира Ягеллона – Сигизмунд I Ягеллон, ставший в январе 1507 г. также и королем Польши. Ревностный католик, Сигизмунд с первых же дней своего правления попытался возродить прежнюю политику отца – политику резкой конфронтации с Русью. Отправив в Москву специальное посольство, он потребовал возвращения Польско-Литовскому государству земель Новгород-Северского княжества, утраченных им в результате поражений 1503 г., на что русская сторона твердо и неуклонно отвечала: «Вся земля Русская государева вотчина». Новая война, таким образом, оказывалась неизбежной.

Одновременно с этими откровенно враждебными действиями против Руси Сигизмунд начал новые гонения на все православное население Литвы, коим подверглись как низшие, так и высшие его слои. Опала постигла самих Глинских: немедленно по воцарении Сигизмунда I князь Михаил был лишен им звания «маршалка дворецкого», а у Ивана Глинского отобрали Киевское воеводство. И это было ошибкой, которую Сигизмунд поймет лишь много позднее. Могущественный клан не потерпел такого оскорбления…

С первых же дней военных действий, начатых королем против ненавистной ему Московии, внутри Литвы, на территории Восточной Белоруссии, возник так называемый «заговор Глинских», т.е. «сильной группировки противников войны с Россией под руководством князя Михаила Львовича Глинского, объединившего других князей православного вероисповедания, организовавших в районе Минска – Борисова – Орши нечто вроде партизанского повстанческого округа, готового ударить с тыла литовских войск и помочь наступающим с востока московским полкам. Это сильно сдержало развертывание литовских наступательных операций» [45] , ставя Сигизмунда перед угрозой войны сразу на два фронта. Как довольно часто случается в истории, ущемленное самолюбие оказавшегося не у дел политика резко толкнуло Михаила в сторону оппозиции, и давно назревавшее недовольство широких масс простонародья духовным гнетом католицизма мгновенно подхватило, вознесло его на самый гребень волны своего протеста, сделав опального князя-герцога главным предводителем движения в защиту православия [46] .