Правда о штрафбатах — 2 - [66]

Немцы укрепили деревню основательно. Все подходы к своему переднему краю они перекрыли многослойным огнем, густо усеяли противопехотными и противотанковыми минами. Малейшее подозрение на атаку с нашей стороны вызывало у немцев самые решительные действия. Даже не слишком искушенному в военном деле человеку было совершенно очевидно, что овладеть таким сильно укрепленным опорным пунктом без всесторонней предварительной его «обработки» просто немыслимо, бросать на него людей — настоящее безумие. Тем не менее мы получили приказ: «Взять Стародубовку».

Стояла необычно холодная для этих мест зима. Вокруг, насколько хватало глаз, лежал глубокий снег, и это создавало дополнительную трудность, сковывало маневр. Немцы подпустили нас метров на двести и ударили изо всех стволов. Сразу появились раненые и убитые, а мы только-только сдвинулись с «насиженных» мест. Новая попытка продвинуться вперед стоила еще нескольких человеческих жизней. Тут бы и прекратить неуместную затею — атаку без основательной артиллерийской подготовки. Но нас вновь и вновь толкали вперед. В один из таких бессмысленных бросков нас накрыл минометный огонь, и я лишь услышал, как охнул находившийся неподалеку от меня Щербаков. Он так и остался лежать на заалевшем снегу, сраженный осколком наповал.

В том бесславном бою, когда, к слову, я получил легкое ранение в руку, но остался в строю, почти третья часть взвода полегла под Стародубовкой, так и не овладев ею. Погибли многие из тех, кто уже давным-давно, в предыдущих боях, своим мужеством, верностью воинскому долгу заслужил право быть реабилитированным и без «первой крови». Приходят на память имена этих ребят: Блинов, Бабенко, Плотников, Никифоров… Да разве всех перечислишь!

Между тем, когда операция «Кольцо» по окружению и уничтожению 300-тысячной группировки немцев в районе Сталинграда успешно завершилась, наши войска располагали в достаточном количестве разнообразной боевой техникой и вооружением, в том числе и знаменитыми «катюшами». Так что имелись все возможности избегать напрасных жертв. Как это было, допустим, при взятии той же деревни Елхи. Тогда нашей атаке предшествовала достаточно надежная артподготовка. Десятки орудий и минометов обрушили уничтожающий огонь на хорошо разведанные позиции противника. Вслед за тем двинулись вперед танки, а уже по следам их гусениц рванулась к вражеским траншеям 610-я отдельная штрафная. Противник был деморализован и быстро отступил, понеся ощутимые потери. Мы же выиграли бой практически без человеческих жертв.

Не забыть мне одной схватки с гитлеровцами, когда уже позади остались отвоеванные нами Елхи и другие населенные пункты на ближних подступах к Сталинграду. Крепким орешком оказалась на пути деревня Песчанка и притулившаяся к ней высота с отметкой 130,6. Деревушка и до боев была совсем неприметная: пожалуй, и самокрутки не выкурил бы, проходя ее из конца в конец. Теперь и вовсе остались здесь лишь дымоходные трубы да искалеченные разрывами деревья. Но укрепили немцы Песчанку и ту невзрачную высотку по всем правилам жесткой обороны. Тут и там бугрились перекрытия дзотов, в полосе окопов угадывались артиллерийские позиции, непроходимыми, по данным разведки, представлялись минные поля.

Мы попытались взять этот рубеж с ходу, без тщательной подготовки и огневой поддержки. Не получилось. Только понесли неоправданные потери. Пришлось начинать все сначала. За несколько часов, предшествовавших нашей новой атаке (было это 22 января, когда оставались буквально считанные дни до полного краха немцев под Сталинградом), я, укрывшись за бруствером траншеи, долго всматривался в смутные очертания переднего края немцев. И наивно подумалось тогда: может, сдадутся без боя, на милость победителей, ведь уже совершенно очевидно, что из «котла» им никак не выбраться? Но противник, конечно, и не помышлял о подобном повороте событий. Стояла глухая ночь. «Нейтральную» полосу непрерывно подсвечивали ракеты, откуда-то тянулись рваные клочья дыма, неумолчно гремела орудийная канонада. И было ясно, что противостоящая сторона так просто отсюда не уйдет, не сложит покорно оружие.

Морозы крепчали — столбики термометров жались у сорокаградусной отметки. Когда в дымных разрывах проглядывала тусклая луна, она казалась обледеневшей от нестерпимой стужи. Не сказать, что мы были одеты «по сезону». Жидкие шинелишки и кирзовые сапоги оказались совсем ненадежной защитой от январских холодов, и это не придавало бодрости штрафникам. Тем не менее все они, чувствуя скорую победу, рвались в бой.

После надежной артиллерийской подготовки мы штурмом овладели Песчанкой, а потом и высотой 130,6. И если бы у меня тогда спросили, кто же из подчиненных особо отличился, я, не задумываясь, назвал бы всех без исключения. Правда, из лучших выделил бы самого лучшего — пулеметчика Дмитрия Агеева.

Крепко поработал он со своим «максимом». Немолодой уже боец (ему было, кажется, за сорок) на одном этапе боя выручил всю роту. В самую критическую минуту, когда немцы почувствовали слабину на нашем левом фланге, по моему распоряжению он расторопно выдвинулся на опасный участок и без промедления открыл огонь. Немцы попытались подавить нашу огневую точку, однако Агеев не дрогнул. Несколько позже, когда и Песчанка, и высота были в наших руках, мы увидели трупы гитлеровских солдат, большое их число Агеев мог смело отнести на свой боевой счет. Многие немцы попали в плен, немало взяли мы и трофейного оружия. Однако и сами пострадали крепко: в моем взводе осталось лишь 22 человека. Это от пятидесяти-то с лишним!