Правая рука - [2]

— Лежи, друг, лежи.

Это был санитар. Низко пригибаясь к земле, он оттянул Журбу на шинели в ложбинку, где накоплялись раненые, уходившие с линии боя. Там санитар натуго перевязал Журбе руку жгутом, дал напиться и уполз обратно, в самое пекло, где грохали взрывы.

Журба лежал на спине, удивляясь своей слабости.

Небо странно звенело над ним. Звук становился все шире, басовитее, громче. Еще немного — и, кажется, жилы на висках лопнут от напряжения...

Тут увидел он головных бомбардировщиков красной флотилии. Скоро зарябило в глазах. То был второй налет нашей авиации, — под вечер шестого августа.

Небо громыхало, лязгало, точно было сшито из листового железа, по которому колотили кувалдой.

Журба представил себе вершину сопки, в дыму, в языках пламени и фонтанах черной пыли. Взрывались орудия, в щепы раскалывались японские укрепления, а снизу взбегали по склону атакующие батальоны. Черные от копоти и пота гимнастерки. Исцарапанные пулями каски. Штурм!

— Честью гадов просят! — пробурчал Журба и устало закрыл глаза.

3

Санитарную двуколку тряхнуло на повороте при спуске в овраг.

Все зелено было в этом овраге. Охапки еловых ветвей лежали поверх палаток. Издали могло показаться, что это и впрямь чащоба, дремучий лес.

Журбу положили на носилках среди других раненых. Где-то в кустарниках сонно журчал ручей. Журба с трудом поднял тяжелые веки. На него смотрели строгие глаза.

— Этого с рукой в жгуте, сейчас же к операции! — сказал молодой голос.

Несколько ароматных игл хвои упали Журбе на щеку, и полог палатки опустился за ним.

— Очень слаб, — сказал голос, — губы синие совсем. Ему придется крови подлить. Сестра! Нам доставили консервированную кровь?

Из глубины палатки ответили, что нет, кровь ждут с минуты на минуту.

— Ну, он-то ждать не может. А какая у него группа?

Быстрые пальцы расстегнули карман гимнастерки и вместе с воинским билетом вытащили карточку, где проставлена у каждого красноармейца группа его крови.

— Вторая, доктор. У меня тоже вторая. Разрешите мне...

— Вам дежурить еще, сестра.

— Ничего, я справлюсь, доктор.

— Хорошо. Приготовьте все для проверки группы.

Журба смутно понимал, что все это как-то касается и его, но мертвенная слабость сковала тело. На глазах, казалось, лежали медяки, как у покойников, — так тяжелы были веки. А голоса разговаривающих доносились издалека, точно с другого берега.

Монотонно дребезжала стеклянная банка...

Из забытья его вызвал слабый укол в вену.

Жизнь вливалась в него теплой струей. Маятник, чуть слышно тикавший в груди, задвигался быстрее. Голоса зазвучали явственнее, приближаясь с каждой минутой. Наконец, он смог открыть глаза.

Над его головой тонкие женские руки держали навесу банку с кровью. Уровень медленно падал.

— Чья кровь? — шопотом спросил Журба стоявшую в головах.

— Моя. Молчите.

— Молчу... Спасибо.

В прорези палатки он видел черное небо и нежное мерцание звезд. Значит наступила ночь? Вдали продолжали ухать орудия. Бой еще шел? Сопка не была еще взята?

Он заволновался и вдруг сказал умоляюще:

— А как же я без руки? Как же я драться буду, сестричка?

— Разговорчики! — сказал хирург. — Не вижу дисциплины у бойца. — Потом через минуту — кому-то в сторону: — Приятно, знаете, что у него артерия цела. Начнем? Хлорэтил, пожалуйста.

И Журба вдохнул дурманящие пары хлорэтила.

Очнулся он уже на носилках. Мимо пробежал санитар, неся таз с кровавыми лохмотьями марли.

— Погоди, — сказал Журба раздельно. — Дай... на руку... мою... взглянуть.

Он уставился на таз. Санитар, поняв его, засмеялся:

— Не туда смотришь. Рука при тебе.

Подле Журбы присел на корточки хирург, держа перед собой вытянутые руки в перчатках.

— Ну-ну, без паники! — сказал он бодро. — Рану обработал, мышцы сшил. В госпиталь пишу, чтобы лечили открытым способом. Будет рука!

Журба хотел спросить, сможет ли он работать на пулемете, сказать, что с японцами не миновать еще драки, но побежали санитары и понесли его в машину.

Там, среди раненых, он вспомнил вдруг, что не знает фамилий сестры и доктора. Он беспокойно заметался, отыскивая их взглядом.

— Зовут как?

Прохладная мягкая ладонь коснулась его лба.

— Врача зовут Чижов, меня — Кулькова.

— Кульков у нас лейтенант, — сказал Журба, бережно укладывая раненую руку. — Тоже боевой. Как вы.

Шофер дал газ, автомобиль тронулся, а сестра бежала рядом, придерживая косынку.

— Знаете Кулькова? — спрашивала она, стараясь не отстать от машины. — Это муж! Как он? Жив? Жив он?

Журба улыбнулся от удовольствия.

— Впереди всех идет! — закричал он слабым голосом и сделал безуспешную попытку привстать. — Герой наш... то есть ваш Кульков!

И последнее, что увидел он перед поворотом, были сияющие, счастливые глаза медицинской сестры.

4

В госпитале Журба лежал на койке молчаливый, скучный, без всякой симпатии поглядывая на правую руку. Она висела рядом с койкой, в особом каркасе, под стерильной простыней, в маленьком шатре, где день и ночь горела электрическая лампа.

— В отдельную квартиру жить ушла, — говорил, стараясь развеселить Журбу, его сосед по палате, танкист Бечвая.

Журба молчал. Он вдруг разуверился в том, что рука срастется. Его одолевала апатия.