«Права человека и империи»: В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг. - [57]

3) Вас, м. б., удивит, что я так хлопочу об издании книги, кот., конечно, для большой публики интереса не представляет. Я себе само обольщения не делаю. Но я чувствую какой-то моральный долг вне сти в «историю» этого времени свои «наблюдения». И это тем более, чем более меня и мою точку зрения критикуют и осуждают. Не могу отделаться от впечатления, что эта критика и осуждения — результат предвзятости или недостаточного знакомства с фактами, и потому поверхностной их оценки. Она давно сформулирована в шаблонах очень упрощенных, кот. люди и довольствуются. Образчик такой критики дает и статья Вейнбаума{421}, о кот. Вы говорите, «Что такое Столыпин?»{422}. Когда-то нельзя было, не рискуя прослыть «изменником», считать его большим госуд[арственным] деятелем. От этой оценки Вейнбаум вполне отказаться не может. Но теперь на ней остановиться уже нельзя. Нельзя считать Столыпина только «льстящим» и угодником, а не государственным человеком, как полагали раньше. И отсюда его вывод: сначала Стол[ыпин] был крупным государственным человеком, и потом, под конец, стал угодником. Оба — и я, и Милюков правы. Тут есть какой-то проблеск нового отношения. А вот отношение к «дворцам» у Вейнбаума осталось прежнее. А это тоже поверхностно.

И когда я слышу такие суждения, мне и хочется припоминать и рассказывать все, что я видел и знал, а с этой «прямолинейностью» бороться. Вся жизнь, кот. мне пришлось наблюдать, это как волны, кот. все время качаются, приливают и отливают. И эта смена приливов и отливов и интерес, и разгадка жизни. И прилив необходим, и отлив, т. к. без одного не было бы другого. Борьба старого с новым, косность и упрямство одних и нетерпеливость других, борьба там, где могло быть согласие — какая-то вечная игра в поддавки, проигрывание выигранных положений, воскресение мертвых — это и есть подкладка «истории». Кто ее наблюдал, должен ее закрепить.

Я хотел написать Вам больше и разборчивее. Но мне помешали. Я хотел Вам сказать, что с большим интересом читаю Ваши «Истоки». Я, может быть, приписываю им не то, что Вас интересует, но я невольно вижу в них фотографии того же явления, кот. сам наблюдал и теперь, кажется, буду еще наблюдать. Это качание той же волны. Революционеры, либералы и старый порядок, status quo. Я беру назад то, что говорил про революционеров. Они в общем у Вас схвачены верно; может быть, и мелодия честности правильна. И как-то ясно чувствуешь, что все это (революционеры) было не только ни к чему, но вредно. Но мне жалко, что Ваши герои «либерализма» так мелки и никчемны сравнительно с ними. Муравьев, Черняков, Мамонтов — что же из них могло выйти? Невольно думается, что были и более преданные и серьезные люди, кот. Вы не захотели показать. Александр И, Лорис-Меликов — ведь они развенчаны Вами. Все их мотивы — ничтожны. Или действительно других не было, и именно потому либерализм проиграл свое дело? Это ли Вы хотели сказать? Но в мое время серьезные деятели были в лице и Столыпина, и Витте, и Гучкова{423}, и других. И их не понимали. И мне хотелось их всех зафиксировать. Современникам трудно быть справедливыми; но быть справедливым есть самое интересное в жизни, особенно в конце ее, когда боишься «справедливостью» навредить.

Но когда же Вы приедете? Здесь нам дана отсрочка, но ненадолго. Не откладывайте приезд, если с этой мыслью не простились. C'est le moment ou jamais{424}.

Вы, очевидно, этого письма не разберете. Но не мог написать лучше и не могу отдать переписать.

Вас. Маклаков

А Вы очень правы насчет генерала{425}. Фигура не только значительная и интересная, но и оригинальная. Он не хотел идти по шаблонной дороге и mutatis mutandis{426} сыграть роль Монка{427}. Только с теперешним легитимным сувереном ему было труднее, чем с Карлом II{428}. Это современная драма всей законности, кот. он сам не понял.

Автограф.

BAR. 6. F. Maklakov, Vasilii Alekseevich. Paris, 8 Dec. 1944 — 27 Aug.

1945. To Mark Aleksandrovich Aldanov.

М.А. Алданов — М.А. Маклаковой, 16 мая 1946

16 Мая 1946

Многоуважаемая Марья Алексеевна.

Вы совершенно напрасно меня так благодарите за посылки. Нам и так неловко, оттого что мы живем в сытой стране.

Я на днях писал Василию Алексеевичу и спрашивал, не нужны ли ему какие-либо лекарства. Его нездоровье, слава Богу, прошло, но, говорят, во Франции вообще почти никаких лекарств нет? Если нужны вещи простые, выдаваемые без всяких рецептов, как йод, аспирин, висмут и некоторые другие, то я мог бы купить и вложить в очередную посылку. Пенисиллин разлагается при температуре в 15 градусов (его военное ведомство перевозит в холодильниках). Правда, я моей сестре послал пенисиллин, но это было поздней осенью, да и то, я думаю, он в дороге разложился. Надеюсь, что, в случае надобности, его все-таки можно достать в Париже у американцев.

Последняя посылка Василию Алексеевичу состояла только из сладких продуктов. Знаю от сестры, что нужны еще супы в порошке. Если стандартные посылки не очень хороши, то, ради Бога, напишите откровенно, что именно Вам больше всего пригодится.

Надеюсь, что Вы сами здоровы. Татьяна Марковна и я шлем Вам самый сердечный привет.