Права человека: аспекты проблемы - [68]

Правовое государство, которым провозгласила себя Россия, – это не только государство с законами для наведения порядка, а нечто большее. В таком государстве закон должен стоять не на стороне сильного (как в животном мире – право сильного), а на страже свободы, то есть прав всех, в том числе и граждан. Достичь же подобной модели государственного устройства общества возможно только при условии, что либерализм как идеология свободы вытеснит наконец из сознания рудименты прошлого – странную смесь патернализма и эгоцентризма.

Были ли российские реформы 1990-х гг. демократическими? Лишь в некоторых составных частях. Демократическими они являются в том, что касается выборности власти. Наименование крыла политических сил, которые известны как демократы, сложилось стихийно, по принципу противопоставления коммунистам, не признававшим народ источником власти ни в малейшей степени. Принцип выборности позволяет нашим «демократам» рассчитывать на то, что властью – той или иной ее ветвью – могут стать и они. Дальше с демократическим содержанием начинаются сложности. Корпоративно-партийные, сиюминутно-государственные, наконец, просто лично-должностные интересы, как правило, перевешивают у «демократов», берут верх над интересами демоса – интересами общества, интересами отдельного гражданина.

Известный политолог Самуэль Хантингтон когда-то предложил тест на демократию, ставший классическим. Если в какой-либо стране дважды сменилась власть в результате открытых свободных выборов, то эта страна является демократической. Восточная Европа выдержала этот тест, Россия – пока нет.

Были ли российские реформы либеральными, то есть отвечающими духу тотальной свободы – в политической жизни, в общественной, в предпринимательстве? Да, в главной своей сущности принцип политической и вероисповедальной свободы личности оказался реализован. Но в области предпринимательства, экономической свободы личности все было и есть наоборот. Административные барьеры на пути развития предпринимательства, непомерное налоговое бремя на производителя, проедание на протяжении полутора десятилетий занятых на Западе денег вместо того, чтобы пустить их на инвестирование, – назвать все это либерализмом нельзя.

То, что сегодня называется либерализмом, существует в России пока на уровне декларируемой теории.

Считали: все дело в строе,

И переменили строй,

И стали беднее втрое

И злее, само собой.

Считали: все дело в цели,

И хоть изменили цель,

Она, как была доселе,

За тридевятью земель.

Считали: все дело в средствах,

Когда же дошли до средств,

Прибавилось повсеместно

Мошенничества и зверств.

Меняли шило на мыло

И собственность на права,

А необходимо было

Себя поменять сперва227.

§ 3. Перспективы прав человека в постсоциалистических обществах

Бесспорно, в начале ХХI в. нормы прав человека распространены в мире значительно шире, чем это было на заре Хельсинского процесса228 и тем более во времена подписания Всеобщей декларации прав человека. Международный режим защиты прав человека, подобно процессу всемирной демократизации, усиливает свое влияние и становится более устойчивым.

Завершение «ельцинского периода» новейшей российской истории и шаги новой российской администрации вновь актуализируют вопрос о перспективах прав человека и гражданского общества в России. Поэтому представляется интересным обратиться сегодня к докладу Андраша Шайо «Нестерпимая правота прав: Право посткоммунистических обществ»229, прочитанному на упоминавшейся конференции «Права человека в посткоммунистическом мире» (Будапешт, 4 – 5 июня 1994 г.), и сопоставить прогнозы докладчика с тем, что происходит в Восточной Европе и России.

Как справедливо отмечает А. Шайо, в эпоху государственного социализма правам человека в восточноевропейских государствах уделялось явно недостаточное внимание. Правовая система этих государств всегда делала акцент не на правах, а на обязанностях граждан по отношению к государству. Социалистическая правовая система преподносилась как система, полностью гарантирующая выполнение прав второго поколения – права на жилище, права на труд и т. д. Постоянно подчеркивалось, что осуществление этих прав является предварительным условием для осуществления прав «более традиционных», таких как свобода слова и свобода вероисповедания, которые нельзя было защищать через суд. Как бы то ни было, осуществление этих прав – прав первого поколения – все равно должно было служить пользе рабочего класса. Но самое интересное, что даже социально-экономические права были обращены в обязанности граждан и использовались с целью прямого социального контроля. Гражданин был обязан пойти на то место, которое «предлагало» ему государство.

Что касается основных свобод, то Восточная Европа всегда считалась регионом, где эти права нарушались. Особую роль играли права человека в последний период государственного социализма. С одной стороны, чем сильнее становилась зависимость систем государственного социализма от Запада, тем легче было Западу оказывать давление на эти социалистические государства, апеллируя к правам человека. С другой стороны, оппозиционные (диссидентские) группы могли использовать – и, конечно же, использовали – правозащитную риторику, разоблачая те или иные действия правительств. Подобного рода правозащитная деятельность с большей легкостью могла осуществляться в тех странах, которые ратифицировали некоторые международные документы по правам человека (например, пакты ООН) и стали таким образом пленниками собственного лицемерия.