Приятель мой - Сашка с подплава - сказал:
- Сейчас я ему баню устрою. Только ты не впутывайся.
Я ждал. И все ждали.
Девицы кричали в сторону беглеца:
- Хороший конвоир попался, а ты ему жизнь портишь!
Как собака с поджатым хвостом, дезертир вернулся в строй. Тут Сашка как наварит ему. Только он очухался, как ему с другого бока навесили. И пошли трепать слева направо. Я делал вид, что меня это не касается. Потом меня подконвойные спросили:
- Закурить хочешь?
- Нет, - ответил я. - Батьке слово дал, что до двадцати лет курить не стану.
Идем дальше. Теперь все ведра, какие были, сгрузили на беглеца, его даже не видать из-под ведер было. Избитый, он покорно тащил этот звон на себе до самой столовой. Получили обед, как положено, и понесли полные ведра еды обратно - на гауптвахту. Ребята мои посерьезнели - перестали трепаться с девчатами. Я шел сзади них, держа карабин в руке, и думал, как отчитаться перед начальством за израсходованный патрон? Что я скажу?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сколько лет прошло с той поры! Помню, я был юнцом в бушлате. Задира. Мне было доверено оружие. Оружие вообще штука опасная. Ну угробил бы я его тогда, а. что толку?
Может, он отслужил свое, сколько положено. Получил благодарность от командования. Живет сейчас в кишлаке или улусе. Рядом с ним состарилась жена. И бегают внуки. Сушит он, паразит, сладкий кишмиш на крыше и возит его на продажу в Москву или Ленинград. Получает от государства пенсию. Всеми уважаем. Всеми почитаем. Звезды героя он, конечно, не имеет. Но уж медаль-то "За победу над Германией" он получил, как и я, по закону.
Так вот - прав я или не прав?
Ведь он живет сейчас и не знает того, что не вздерни я тогда карабин чуть кверху, - и ему бы крышка! Я очень меткий стрелок. Всадил бы ему пулю точно между лопатками. С разбегу он бы мордой хряснулся в гниль и мусор городской свалки. Так бы и сдох, зараза худая!
Рядом со мной стояли люди, которые прошли через ад, и они говорили мне:
- Бей. чего смотреть?
Но я не убил его.
Так прав я или не прав?
