Праксис - [124]

Правда, рассуждал он, у их положения есть определенные преимущества. В данный момент две большие планеты системы Магарии, Барбас и Ринконелл, располагались с двух сторон первого межпространственного тоннеля системы на расстоянии сорока световых минут. Фанагия могла запустить свои эскадры в постоянное вращение вокруг этих двух планет или вокруг Барбаса, Ринконелла, Магарии и солнца, удерживая их таким образом в готовности нанести удар по флоту Ярлата, как только он появится из тоннеля.

Ярлат со своими советниками постарался продумать серию маневров, которые должны были свести это преимущество к минимуму.

Больше всего он по-прежнему опасался численного превосходства противника. Но тут как раз пришло сообщение — опять от Мартинеса, — что эскадра неприятеля из Феларуса находится не на Магарии, а в системе Протипана, а значит, не все вражеские корабли сейчас под рукой у Фанагии. Похоже, что наксиды не особо спешили сосредоточить свои силы.

А значит, имело смысл поскорее захватить Магарию, чтобы не дать противнику возможности собрать все силы воедино.

Появление эскадры с Феларуса в системе Протипана вызвало у парламента истерику. Если повстанцы так разбрасываются своими войсками, значит, нигде нельзя чувствовать себя в безопасности. Парламент потребовал от совета правления флота, чтобы были приняты меры. («Защищать все подряд», — пробурчал Торк и выругался.)

Решено было послать войска на защиту Хон-бара, чтобы заткнуть рты крикунам. Эта миссия была поручена лайонской эскадре из системы Преовина, не успевшей еще добраться до Заншаа, и эскадре, наскоро сколоченной из отдельных судов, оказавшихся в окрестностях столицы. Возглавлять эту эскадру Должен был взятый в плен наксидский крейсер «Судьба», переоборудованный под команду торминелов, которая должна была вскоре занять свои места на его борту. Именно к этой эскадре была прикреплена «Корона» с ее доблестным и увешанным свежими наградами капитан-лейтенантом Мартинесом.

Глава 12

Стоя на трибуне перед собранием парламента, Мартинес купался в приветственных криках и аплодисментах. Он поднял над собой золотой шар — настоящий, тяжелый жезл со стеклянным шаром, в котором переливалась золотистая жидкость, — и в ответ на его салют собрание опять разразилось приветственным гулом.

Командующий флотом лорд Торк, председатель совета правления флота, вручил ему награду в усыпанном бриллиантами кейсе, а лорд Пьер Н'гени, патрон семейства Мартинесов, лично представил его собранию. Родственники Мартинеса, сестры и брат, стояли в галерее для гостей и аплодировали вместе со всеми.

Мартинес внимательно следил за своей улыбкой — ей полагалось излучать уверенность и мудрость, а она вместо этого норовила расплыться в широкую имбецильную ухмылку. Похоже, в основном ему удавалось с ней справиться.

Наконец аплодисменты смолкли, и Мартинес неожиданно услышал, как громко бьется его сердце. Сделав глубокий вдох, он повернулся к новому предводителю парламента, лорду Сайду.

— Насколько мне известно, в подобных случаях обычай требует произнести речь, — сказал Мартинес. Он почти слышал эти же слова, произносившиеся на «Короне».

Лорд Сайд, похоже, был удивлен самой мыслью о том, что может существовать подобный обычай, но вида не показал.

— Лорд Гарет, собрание пэров радо выслушать вас.

Мартинес повернулся к аудитории: к депутатам в бордовых костюмах, к стоящим в галерее родственникам и флотским офицерам, к предводителю парламента и командующему флотом Торку, стоящим неподалеку, — все они казались темными силуэтами на фоне яркого света бьющих в глаза прожекторов, направленных на трибуну. И разумеется, кроме них незримо присутствовали биллионы глядящих на него по видео.

После стольких лет, полных борьбы, опасностей и тяжелого труда, Мартинес наконец дождался своего звездного часа. В этот миг вся империя ждала, когда же он заговорит.

А он не мог вымолвить ни слова. Гладкие фразы, которые он приготовил заранее, вдруг куда-то делись, и он ощущал только напряжение, с которым самые важные персоны империи ожидают, что он сделает ошибку. Продемонстрирует всем, что как был, так и остался неотесанным провинциалом.

Вокруг звенела тишина, и только стук сердца громом отдавался в ушах. Он с усилием раскрыл рот и заставил себя заговорить.

— Милостивые государи депутаты, — начал он, обвел аудиторию взглядом и остановил глаза на Сайде и командующем флотом Торке. — Милорд предводитель, — произнес он. — Милорд командующий. — Скользнул взглядом по галерее, он продолжил: — Друзья.

И когда он убедился, что возможно говорить и перед этой аудиторией, слова потоком хлынули из него. Сначала их было немного — на поверхность сознания выплыло только несколько первых фраз, но по мере того как он говорил, начали появляться новые. Очень удачно, что Мартинесу уже дважды пришлось в последнее время говорить речи — это помогло ему быстро войти в ритм. Говорить перед парламентом оказалось несложно: его слушатели сами недавно выдержали битву, прямо на этом самом месте, и он мог смело предполагать в них ту же отвагу, сноровку и таланты, за которые он уже благодарил команду