Позывные Зурбагана - [41]

На следующий день мама с Таней осматривали институт «Проблемы Севера», Таня кое-что снимала, кое-что брала на заметку, обещала прийти сюда еще не раз.

Мама долго беседовала с Кириллом (Таня не дождалась ее, и мы с ней ушли на строительство порта). Затем мама отправилась на автобазу и, между прочим, выпросила для меня отпуск за свой счет — ей хотелось, чтобы я с ними всюду побывал, да и соскучилась она по мне сильно. Кузькин разрешил. Он бы маме что угодно разрешил, в таком был от нее восторге. Она всем понравилась.

Мама просидела часа полтора у секретаря райкома, о чем они говорили — не знаю!

Но обедали мы с ней в столовой вместе с отцом, после чего мама попросила меня проводить ее к Христине Даль.

Отец и глазом не моргнул, а я занервничал. По дороге в институт я не выдержал и напомнил маме, что Христина — невеста отца и, наверно, очень сейчас переживает.

— Но ведь я это знаю… из твоих писем! — удивилась мама.

— Я только хотел, чтоб ты с ней помягче.

— Плохо мы с тобой друг друга знаем, — вздохнула мама. Мы застали Христину одну, она что-то писала, сверяясь с какими-то таблицами. Она заметно осунулась. Мама, одетая, как всегда, элегантно (черное с белым), села на диван и предложила Христине сесть рядом. Христина, будто не слышала, чуть подвинулась к маме, прямо со стулом. Я хотел спросить, не помешаю ли, но, боясь услышать утвердительный ответ, присел с рассеянным видом у окна.

— Мне необходимо очень серьезно поговорить с вами, — начала мама.

Христина побледнела, я даже испугался, не упадет ли она, чего доброго, в обморок.

Но мама моментально привела ее в чувство.

— Это будет разговор режиссера, впервые выступающего в документальном жанре, и молодого ученого, работающего над темой, которая лежит в основе полнометражного фильма, тема которого: советский человек в экстремальных условиях. Понимаете меня, Христина Петровна? Одним разговором здесь, к сожалению, не ограничишься. Это будет постоянное общение, рассчитанное не менее чем на год, не бабий разговор двух «соперниц». Мне очень жаль, что мы обе любим одного и того же человека… Чтоб раз и навсегда покончить с этой темой, напомню, что тот, кого вы любите, мой бывший муж, мы разведены семнадцать лет, вы чуть ли не вдвое моложе меня… Все шансы на вашей стороне, и об этом — все! Государство выбросило на эту затею с фильмом огромнейшие деньги, и мы обе просто не имеем права при встрече думать о чем-либо, кроме как о деле. Вы согласны со мной?

— Конечно, — слабо улыбнулась Христина. — Каким вы мыслите себе этот фильм?

— Как ни странно, началось с названия: «Солнечные блики на коре дерева». Это, собственно, не мои слова. Слышала их от одного рабочего, наладчика, — муж нашей актрисы. Он сказал так: «Мы живем в особое время. Время, на которое третье тысячелетье уже бросает свой отблеск, — словно солнечные блики на коре дерева». Мечтатель, конечно, но мне так понравились его слова, что я сразу занесла их в свою записную книжку. Мне хотелось бы сделать свой фильм поэтичным, светлым и мужественным, как те люди, которые осваивают сейчас Крайний Север, океан и космос.

— Но почему именно я… — начала было Христина. Мама прервала ее возражения:

— Потому что ваша научная тема — человек в экстремальных условиях. Это же и тема моего будущего фильма.

— Этой темой увлекся и Кирилл Георгиевич.

— У Кирилла Дроздова в науке лишь одно требование: «Нет уж, позвольте мне, как ученому, делать то, что я хочу».

— Разве это плохо?

— Отнюдь нет. У меня лично такое же требование к кинематографу. Просто это уже другая тема. Болдырев будет фигурировать в фильме как директор института «Проблемы Севера», Кирилл как заведующий лабораторией, а вы как научный работник. Я надеюсь, вы поможете мне найти главных героев фильма, тех, кто созидает в этих условиях.

— Конечно. Располагайте мною и моим временем, сколько понадобится.

— Вот и хорошо. Спасибо! Вы уведомите меня, когда выедете на мостостроительство или другой какой объект.

— Андрюша скажет. Без него я не выезжаю.

Они вежливо попрощались.

В последующие дни я всюду сопровождал маму и Таню. Иногда они тотчас приступали к съемкам, иногда ограничивались предварительными разговорами. У них была своя машина.

Эти две женщины — режиссер и оператор — понимали друг друга с полуслова, даже, казалось, с одного взгляда.

Вечером мама все гнала меня на каток, так как она привезла мне мои коньки, но меня на каток отчего-то совсем не тянуло — даже удивительно, если вдуматься. В свободное время я писал маслом на холсте.

Маме мои картины очень нравились, она нашла их современными и даже более чем современными: «Будто они переброшены к нам из Будущего», — сказала она как-то раз.

Мама, наверно, преувеличивала, но мне было приятно это слышать от нее.

Глава девятая УДАР

Мела поземка, ночь скрыла небо, я изрядно продрог, пока дошел до пекарни. Мне открыл Миша.

— У нас такое делается, — шепнул он мне расстроенно.

Вот что я увидел… Упав головой на стол, безнадежно и горько рыдала Христина. Возле нее растерянно переминался Алеша. Женя, как был в оленьей полудошке (купил по случаю, и она ужасно лезла), только пыжиковую шапку снял, сидел на стуле насупившись и вздыхал.