Позывной «Волкодав» - [50]

Диверсант (теперь уже никаких сомнений в этом не оставалось) и действительно попытался прорваться на привокзальную площадь, стреляя на ходу. В его положении это был единственный выход. «Диверс» просчитал ситуацию: один из комендантского патруля изувечен жестким болевым приемом, второй – вяжет его напарника. Офицер-летчик надежно «вырублен» и вряд ли способен оказать серьезное сопротивление, даже если придет в сознание.

Между выходом из западни и загнанной в угол фашистской крысой находился только младший лейтенант Ракитин.

Виктор видел, как прищурились глаза невысокого коренастого диверсанта. Он резко метнулся в сторону, и тут же раздался громкий хлопок – пуля попала в ту самую массивную тумбу. Ракитин с колена выстрелил по ногам диверсанта сначала из пистолета, а потом из револьвера, но не попал и кувырком перекатился под защиту чугунной урны, стоящей на перроне. Литое изделие приняло на себя две пули, которые отрикошетили от серых покатых боков.

Виктор выстрелил из «Нагана» в воздух. Бить прицельно он опасался, на перроне было много людей. Услышав выстрелы, они бросились врассыпную, многие с боевым опытом или просто побывавшие под гитлеровскими бомбежками и обстрелами, попадали на землю, прикрывая голову руками. Перестрелка разгорелась, как огонь в степи – мгновенно и яростно.

Ракитин своими выстрелами в воздух действовал на нервы вражескому агенту, заставлял его выпускать пулю за пулей, а сам считал выстрелы: семь… восемь! Все – обойма диверсанта пуста!

– Стоять, вражина! Ни с места!

Но у диверсанта были иные мысли на этот счет. Швырнув пистолет в лицо командиру патруля, он бросился через железнодорожные пути. Там, за тупиком, начинались заросли, дальше – полоса отчуждения, за которой зеленела роща, в которой вполне можно было затеряться. Но все же судьба распорядилась иначе.

Перебегая рельсы, диверсант попал ногой в стрелку. Она сработала, как капкан. Сам стрелочник не заметил стремительно выскочившего из-за составов человека и уже закончил роковую для фланера-наблюдателя рутинную операцию. По запасному пути паровоз «овечка» тащил состав с пустыми теплушками. На них прибыло очередное пополнение на фронт, а теперь вагоны нужно было переставить, сформировать эшелон и отправить обратно. Тоже – вполне обычная операция, но именно она и стала карающим мечом самой судьбы.

Диверсант с ужасом смотрел, как накатывает пыхтящая черная громада паровоза, а застрявшая в стрелке нога все никак не желала высвободиться из мертвого захвата. В отчаянии вражеский агент выхватил нож и стал кромсать яловый сапог, но он сидел плотно.

Паровоз надвигался с неумолимостью судьбы. Из окна квадратной кабины высунулся машинист, он включил аварийное торможение, но инерция многотонного локомотива и всего железнодорожного состава была слишком велика для быстрой остановки.

Нечеловеческий, истошный крик смешался с пронзительным свистом сигнала паровоза. Вопящий комок боли, бывший еще несколько минут назад человеком, откатился прочь от железнодорожных путей, сжимая побелевшими пальцами обрубок ноги. Стальная реборда колеса паровоза размозжила и перерубила левую голень диверсанта пополам.

Когда Виктор подбежал к диверсанту, тот только дергался, сжимая обрубок ноги побелевшими от напряжения и шока руками.

– Твою же м-мать! – Ракитин спрятал «Тульский Токарев» в кобуру, «Наган» – в карман и расстегнул поясной ремень.

Он быстро затянул импровизированный жгут выше колена диверсанта. Потом дернул нитку на упаковке перевязочного пакета, раскрывая его. Начал туго мотать белую марлевую ленту, прикрывая кровавые лохмотья мяса, лоскуты кожи и обломки костей. У диверсанта закатились глаза, Виктор обеспокоенно ткнул два пальца ему в шею под челюсть. Пульс еле прощупывался. Еще немного, и он отправится в Вальхаллу, как истинный ариец. Этого нельзя было допустить.

Виктора обступили люди, большинство из них были в военной форме. Как всегда в таких случаях, народ громко перешептывался, глазел, но помогать не спешил. Зеваки, черт бы их побрал!.. Тут почти постоянно немецкие бомбы и снаряды за шиворот сыплются, а вот люди остаются все теми же – охочими до сплетен, слухов и подобного рода кровавых зрелищ.

– Врача сюда и носилки – быстро! – скомандовал Ракитин. – Ты! Считай себя мобилизованным комендантским патрулем. Охранять пленного, глаз с него не спускать.

– Есть, товарищ командир! – Красноармеец с винтовкой Мосина вытянулся по стойке «смирно».

Вскоре подоспел врач вместе с двумя солдатами и носилками. Бегло осмотрел раненого, сделал увечному диверсанту укол. Пострадавшего уложили на носилки, предварительно крепко стянув кисти рук веревками.

– Зачем это нужно? Он ведь не убежит, – удивился доктор.

– Он может попытаться себя убить, товарищ военврач второго ранга, – ответил Ракитин.

Все вместе они вернулись к зданию вокзала Барвенково. К тому времени он был уже оцеплен солдатами, примчавшаяся по тревоге оперативная группа комендатуры уже проверяла документы у всех без исключения людей на перроне, на привокзальной площади и в самом здании. По такому чрезвычайному поводу прибыл и сам военный комендант города.