Позволь тебя спасти - [46]

Я понял, что еще никогда в жизни не испытывал такого поглощающего отчаянья. Даже когда Дженнифер покончила с собой. Даже тогда. Казалось, меня засасывает в кокон безнадежности, мрака и уныния, высасывает всю энергию из меня. Вот такой станет моя жизнь без Клем в ней.

И теперь, ожидая вердикта для нашего будущего, я молился Богу, давая любые клятвы, любые обещания, только если он не отнимет ее у меня. Не так скоро. В моих планах мы жили долгие-долгие годы вместе, а на деле… Даже еще один день вместе мог оказаться огромной роскошью для нас.

Клем уложили на носилки и повезли в реанимацию. Меня забросали вопросами о ее возрасте, аллергии, сроке и еще разными подробностями, и, наверное, только высшее чудо помогало мне отвечать и не кричать от отчаянья, пока они раздевали, ощупывали, измеряли и что-то кололи в нее.

Я слышал слова дежурного врача о витиеватом пульсе и гипогликемической коме, но мой мозг отказывался воспринимать хоть что-то. Просто таращился на нее и не понимал, реально ли это, или некий кошмар, от которого я не могу очнуться.

—Сердцебиение плода замедленное. Быстро, первую операционную, иначе ребенка тоже потеряем! — громко распоряжается доктор, которого я не знаю.

Весь персонал двигается быстро и оперативно, но перед моими глазами все будто размыто и замедленно.

— Что с моей женой? — я хватаю врача за руку, заставляя обратить на меня внимание.

— У вашей жены гипогликемическая кома, — он раздражен, что ему приходится отвлекаться на мои вопросы. — Нам надо спасти ребенка.

Клем вновь куда-то увозят. Я бегу за каталкой, но мне нельзя в операционное отделение, и меня выставляют вон, велев дожидаться.

В одном часе шестьдесят минут. Шестьдесят минут равняются трем тысячам шестистам секундам.

Три тысячи шестьсот секунд навсегда изменили мою жизнь. Жизнь, в которой больше не было Клем.

Клементине Хантер был двадцать один год, восемь месяцев и двенадцать дней, когда ее не стало.

Мое личное солнце закатилось навсегда.

Эпилог

Рано утром я выхожу из дома и, стоя на крыльце, смотрю на водную гладь озера.

Меня зовут Лукас Хантер, мне тридцать пять лет и я вдовец. Дважды. Так начинается каждый мой день.

Однажды Клем сказала мне, что мечтала жить здесь и встречать новый день именно так.

Это для тебя, родная.

Скоро проснется Лили. Я приготовлю дочери завтрак, а потом мы поедем к мамочке. Я пообещал ей. Сегодня тринадцатое августа, день рождения Клем. Сегодня ей исполнилось бы двадцать семь лет.

Вчера мы с Лили весь вечер делали открытку для Клем. Дочка очень старалась, желая, чтобы подарок понравился маме.

Но пока у меня есть немного времени, я достаю изрядно истрепавшейся сложенный лист бумаги. Это письмо Клем. Я не знал о его существовании, пока однажды, приблизительно через неделю после похорон, не приехал Тим и передал его мне. Клем просила его сделать это, если с ней вдруг что-то случится.

Я прочитал его несколько раз, пока мои слезы беспрепятственно капали на бумагу, из-за чего теперь чернила кое-где размыты. Но знаете, в последние месяцы я не часто его перечитываю — боюсь, оно совсем истрепается.

В тот день, когда я получил послание от Клем, я сел в машину и отправился к Стивенсам. Мэри и Льюис забрали малышку к себе, потому что я не мог заставить себя сделать это. Мне казалось, что я умер вместе с Клем. Но она сама напомнила мне, что это не так.

Я забрал дочку домой, чтобы больше никогда с ней не разлучаться.

Мой взгляд пробегается по строчкам, которые давно выучил наизусть.

Говорят, время лечит. Так вот — всем скептикам в мире — это правда. Боль от потери тускнеет со временем. Она как шрамы — они затягиваются, но не исчезают, и, глядя на них, вы помните, как они появились.

Потеря Клем – шрам на моем сердце. Он затянулся, но никогда не исчезнет. Да я бы и не хотел этого.

Иногда в утреннем тумане, что стелется над озером, я вижу ее. Ее прозрачный силуэт, солнечную улыбку. До моего слуха доносится ее смех, который приносит прошлое. Но когда туман рассеивается, она исчезает.

Я закрываю глаза и воскрешаю в памяти наше лето. Клем раскидывает руки, и солнечные лучи играют на ее лице.

«Я бы хотела стать птицей и взлететь высоко-высоко».

Я верю, что у тебя получилось, Клем.

Позади слышатся тихие шаги и, раскрыв глаза, я оборачиваюсь.

— Привет, Пчелка.

Я улыбаюсь дочери, и она отвечает мне тем же. Недавно у Лили выпал первый молочный зуб, и теперь на его месте пусто.

Дочка – вылитая Клем, хотя некоторые и говорят, что у нее мои губы, но не верьте. Лили гордится тем, что похожа на маму. Она часто говорит, что мама была красивой.

Лили взбирается ко мне на руки, обхватывая своими ручонками мою шею.

— Мы уже можем поехать к мамочке?

Из-за отсутствия переднего зуба она немного шепелявит, и это забавно.

— Скоро, солнышко, — я поднимаюсь, держа ее крепко, и направляюсь к двери. — Давай сначала приведем себя в порядок. У мамы день рождения, нам следует быть нарядными.

Лили согласно кивает, и я целую ее в нос.

Легкий порыв ветра ощущается на коже, хотя утро и тихое. Чувствую запах мяты и лимона — легкий, едва уловимый. Такое порой происходит, я уже привык к этому. Кто-то скажет, что я сошел с ума, но я знаю — это Клем. Так она дает понять, что она по-прежнему рядом. Присматривает за нами.