Позволь тебя спасти - [25]

Я думаю о том, что менее чем через три недели уеду из Диллана. Навсегда. Мои дела здесь будут выполнены, и дом скоро продадут. Нити, держащие меня с этим городом, разорвутся.

Что будет с нами, когда это случится?

Что станет с Клем, когда я вернусь к своей обычной жизни?

Даже прочные отношения тяжело хранить на расстоянии. Стоит ли говорить о тех, что и отношениями еще не стали.

Вот что странно – я всегда любил риск. В восемнадцать лет я уехал из родного дома, чтобы осуществить свою мечту стать летчиком. Каждый раз, когда поднимаюсь в воздух, есть шанс, что назад не вернусь.

Каждый полет – это риск. Но я не боюсь, мне это даже нравится.

Но в случае с Клем этот закон не действует. Отношения с ней тоже имеют степень риска, но тут у меня возникает уйма чертовых страхов.

Я не хочу, чтобы сердце Клем было разбито — мое же второй раз не выдержит.

— Пенни за твои мысли, — негромко говорит Клем, стоя у меня за спиной. Я так увлекся, что не заметил, как она подошла.

— Там нет ничего ценного.

Я хлопаю на место рядом с собой, и она, придерживая платье, опускается на ступеньку.

Не хочу передавать ей свою неуверенность. Думаю, ей и своей хватает.

— Запаха дыма нет, — шутливо замечаю я, желая развеселить задумавшуюся Клем. – Могу я быть спокоен, что ты не спалишь мой дом?

Она пожимает плечами и загадочно улыбается.

— Кто знает.

Клем глубоко вдыхает ночной воздух и, прикрыв глаза, поднимает лицо к небу. Больше она ничего не говорит. А я боюсь пошевелиться, как если бы мои движения могли испортить момент. Вот этот самый миг: Клем с безмятежностью на прекрасном лице. Я бы хотел запечатлеть его навечно. Сейчас я даже жалею, что совершенно не умею рисовать.

— Хочешь знать, когда это случилось? – неожиданно спрашивает она, взглянув на меня.

— Случилось что?

— Любовь, – и, видя, что я в замешательстве, она объясняет: — Когда я поняла, что люблю тебя.

— Ты это помнишь? – почувствовав неловкость, удивляюсь я.

Губы Клем складываются в мягкую улыбку.

— Мне было пять лет, а вам с Беном по пятнадцать. В то лето я постоянно увязывалась за вами следом, но на самом деле, мне нравилось быть рядом с тобой.

Я усмехаюсь, вспоминая, о чем она говорит.

— Вы пошли в старый амбар и постоянно оглядывались, не идет ли кто за вами.

— Ну, мы там курили, — хмыкаю я.

Клем кивает.

— Да. И в тот раз я пошла за вами, а когда Бен меня увидел, то накричал на меня. Я обиделась и бросилась бежать, но упала и ободрала колено, – Клем делает небольшую паузу, а ко мне возвращаются видения далеких дней моей юности. – И, конечно же, я расплакалась. Тогда ты подошел ко мне, подул на коленку и подарил мне камень. Обычная галька с белыми разводами, но ты сказал, что это амулет. Что каждый, у кого он есть, должен быть сильным и смелым. И тогда я перестала плакать, потому что не хотела, чтобы ты принял меня за трусиху. Тогда он и настал, тот момент. Когда любовь пришла.

Я смотрю в глаза Клем, не в силах отвести взгляд, даже если бы и захотел – не смог. Я вспомнил, о чем она говорит. Но ее слова — то, что она это запомнила через столько лет — просто невероятны. Как столь обычный случай мог перевернуть мир маленького ребенка?

На губах Клем все еще мягкая улыбка, когда она с какой-то тоской смотрит на меня. Смотрит так, будто знает одну ей известную истину, которую я пока не постиг.

Я молчу. Молчу, потому что, кажется, будто воздух покинул легкие. Что меня разорвет изнутри.

— Запомни его, этот момент, Люк. Момент, когда поймешь, что любишь меня.

Глава восьмая

— Я тебя снова шокировала, да? – морщится Клем, когда я продолжаю хранить молчание, ошеломленно глядя на нее.

Стряхивая оцепенение, я качаю головой, заставляя себя улыбнуться.

— Нет, не совсем, – я вздыхаю, потому что мои слова звучат неубедительно. Слишком очевидно. – Ладно, самую малость. Но я привыкаю, правда, — заверяю я Клем, не желая смутить ее.

И это истина. Я, в самом деле заметил, что стал привыкать к форме общения, свойственного Клем. Слишком честная, порой чересчур прямая. Для нее естественно высказывать вслух то, что большинство людей никогда не осмелятся озвучить.

Клем задумчиво покусывает нижнюю губу, колеблется, но потом вздыхает и все же говорит:

— Я не хочу… чтобы тебе было некомфортно рядом со мной, – она вымученно улыбается, отводя взгляд.

— Мне хорошо с тобой, — пожимая плечами, признаюсь я. Не знаю, с чего она решила, что может быть иначе. Клем – единственный человек за долгое время, рядом с которым мне на самом деле хорошо. Лучше, чем просто хорошо.

— Я рада, – она застенчиво кивает.

Мы еще немного сидим на крыльце, особо не разговаривая, слушая ночные звуки. Молчание не тяготит нас, с Клем это даже уютная тишина. Потом она поднимается и протягивает мне руку. Мы идем в дом, где Клем накрыла стол и зажгла две свечи.

Я в изумлении застываю на пороге кухни. В нашем доме нет отдельной столовой, но она действительно постаралась придать обстановке торжественность, сервировав стол маминым фарфором и поставив свечи в серебряные подсвечники.

— Ну как тебе? – она кажется несколько взволнованной и неуверенной. Вместо ответа я беру ее лицо в руки и мягко касаюсь губами ее губ.