Позолоченное великолепие - [57]

Изабелла глазами искала Томаса, но не заметила его. В резиденции мэра Натаниела лично поздравили те, у кого такая возможность еще не представилась, все любезно твердили, что желали бы видеть Изабеллу на банкете, который состоится позднее в честь победы ее мужа. Покинув резиденцию вместе с Натаниелом, она всматривалась в лица окружавших их людей, пока оба спускались по ступеням лестницы, но Томаса среди них не было. Когда загрохотали колеса тронувшегося с места экипажа, она продолжала смотреть на людей, запрудивших улицы, и насмешливо подтрунивала над собой за то, что возомнила, будто сможет заметить его среди сотен людей, даже если он находился бы в самой гуще. С того времени, как Изабелла с Натаниелом поселилась в доме Тренчей, у нее вошло в привычку повсюду искать его взглядом, когда оба бывали в Йорке или его окрестностях.

Когда банкет закончился, Натаниел решил ехать домой, несмотря на очень поздний час, и отказался от приглашения остаться в Йорке. Он устал больше, чем ему хотелось признать, от бурных событий последних недель, завершившихся волнующей победой. Он только и думал, как добраться до собственной постели, оказаться в привычной для себя обстановке. Как и прежде, Изабелла испытывала упадок настроения, когда ей приходилось возвращаться в дом Тренчей, даже если она покидала его на краткое время. Она не могла считать этот красивый особняк своим домом, как это могло бы случиться, если там ее не постиг страшный удар. Изабелла видела в нем мавзолей для несчастного создания, которому отказали в подобающих христианину похоронах только по той простой причине, что оно задело непомерную гордыню мужа.

Изабелла понемногу узнала все, что случилось с Генриеттой, первой женой Натаниела. Она вышла за него замуж в возрасте двадцати восьми лет. В эти лета большинству женщин грозила перспектива остаться старыми девами, ибо считалось, что средний возраст начинается в тридцать лет. У нее было приданое и земли рядом с имением Тренчей, что делало ее выгодной партией для Натаниела. Не было сомнений, что она обрадовалась возможности избежать участи старой девы, которых замужние женщины не уважали, и считала, что в качестве жены Натаниела она наконец добьется своего, став хозяйкой огромного дома, не говоря уже о светских удовольствиях, обычно сопутствовавших этому. Ее бы не смутило то обстоятельство, что муж до сих пор почти не оказывал соседям гостеприимства, ибо холостяки обычно не торопились открывать двери своего дома по торжественным случаям до тех пор, пока не обзаведутся женами. Должно быть, она с ужасом обнаружила, что Натаниел слишком много думает о том, как привести имение в порядок, и не желает от нее ничего, кроме наследника. Некоторое время спустя одиночество и отчаяние вкупе с осознанием того, что она бесплодна, привели к нервному срыву. По распоряжению врача ее много недель держали в затемненной комнате и не позволяли принимать гостей или развлекаться. Через некоторое время она вроде начала поправляться, но так возненавидела Натаниела, что больше не могла жить с ним под одной крышей. Генриетта так и написала ему в записке и, чтобы не вызвать подозрений, не воспользовалась лошадью или экипажем, а прошла пятнадцать миль по полям и вернулась в отчий дом. Отец отказался принять ее. Вскоре прибыл Натаниел, угадав, куда она могла уйти, и у нее не осталось иного выбора, как вернуться вместе с ним. Ее воля была сломлена. Она заболела, начала чахнуть и вскоре умерла, но Натаниел так и не простил ее за попытку бросить его и за то, что она сделала его предметом сплетен, которые еще не совсем затихли.

Хотя Изабелла умоляла мужа предать Генриетту земле, он не уступил. После особенно бурной сцены он решил пресечь ее дальнейшие мольбы тем, что усаживал мумию Генриетты за обеденным столом и распорядился, чтобы той подавали еду. Изабелла не смогла вынести этого, особенно когда он пригрозил, что Генриетта будет присутствовать во время всякой трапезы и даже в их спальне, если она хотя бы словом обмолвится о ней.

На рассвете экипаж проехал через ворота имения Тренчей. Натаниел занялся корреспонденцией, ожидавшей его, лишь после того, как поспал несколько часов. Первое письмо, которое он открыл, было из института благородных девиц в Дорсете. В нем сообщалось, что Сара Вудли сбежала и исчезла без следа.

Глава 8

Томасу потребовалось еще три года, прежде чем он смог уехать из Йорка в Лондон. Он ни разу не пожалел о том, что работал на хозяина, поскольку набирал опыт, выполняя особые заказы, что в жизни ему очень пригодится. Он проявил исключительные способности в инкрустации по дереву, представлявшей собой процесс наложения одного слоя фанеры на другой, после чего вырезались узоры или элементы орнамента сквозь два или больше слоев, чтобы можно было заменить один слой другим и создать картину из разноцветной древесины. Иногда древесину иссушали горячим песком, чтобы получить необходимый оттенок, в других случаях мебель в стиле «буль»[6] инкрустировали бирюзой, черепахой, золотом, серебром, бронзой и другими драгоценными и полудрагоценными металлами, что придавало ей дополнительный блеск. Томас стал столь опытным во всем, что ему позволяли заниматься позолотой и резьбой по мебели, которую он мастерил. Когда он по собственным чертежам сделал много мебели, клиенты Ричарда Вуда начали спрашивать Томаса по имени, что прибавило веса мастерской хозяина.