Познер о «Познере» - [85]

В. ПОЗНЕР: Я цитировал ваши же слова о вашем отношении к тому, что происходит, о том, что мы должны делать. И в общем вы высказываетесь даже более резко, чем когда-то говорили так называемые диссиденты. При этом вы заявляете: «Я принципиально не принимаю диссидентства». Для меня диссидентство — это выраженное инакомыслие. Вы противник инакомыслия?

Н. МИХАЛКОВ: Нет, я противник диссидентства. По-моему, за ним стоит больше внешнего, чем внутреннего.

В. ПОЗНЕР: Диссиденты отправлялись в лагеря, в тюрьмы. Разве можно сказать, что это внешнее?

Н. МИХАЛКОВ: В диссидентстве нет созидания. Отрицание есть смелое, героическое, с подвигом. Но созидания в нем нет — для меня. Для меня любая точка зрения, если даже она идет вразрез с точкой зрения власти или кого-то еще, должна быть созидательной. Мне неинтересно снимать фильм «Так жить нельзя», потому что для этого ничего не нужно. Возьмите камеру и пойдите по стране, просто пройдите и смонтируйте: «Так жить нельзя». А я хочу знать, как жить можно, как нужно. Меня интересует возможность созидать. Отрицать то, что мне не нравится, и при этом созидать. Предлагайте, а не просто отрицайте. Вы говорите о моих жестких высказываниях по этому поводу. Однако я высказываюсь, не стоя в третьей позиции и не глядя со стороны холодным взглядом Чаадаева. Я говорю о том, что я готов, хочу сам изменить это. Когда я говорю: «хоть бы мы все вымерли», — это крик души. Вы же понимаете, я не хочу, чтобы мы все вымерли. Но я пытаюсь достучаться! Что я имею в виду, когда предлагаю «прибрать страну»? Это ведь не просто с веником пройтись. Там много всего. Вы помните детство, когда вас мама ругала за то, что вы в комнате у себя не прибрались? И вот вы убрались, пришли к вам товарищи, и началось: «Я три часа потерял! Убери это оттуда. Иди, вытри ноги!» Правильно? Хотя бы две недели продержаться, хотя бы в течение двух недель ощущать, что это твое, твой труд. Зачем мы собирали макулатуру и металлолом? Это нужно было государству? Да оно и так прожило бы. Но за этим было единое дело, единение. Нам нужно соединять нацию на едином деле, а не на разговорах. Вы думаете, что коммунисты были идиотами, когда устраивали БАМ и целину? Это единое дело, отвлечение от каких-то проблем. Другой разговор, что им вешали, как говорится, лапшу на уши, и в результате целина превратилась в пустыню. Ничего не получилось, потому что делалось с тяжким звероподобным рвением. Когда я говорю о едином деле, я подразумеваю, что к этому надо подойти весело, интересно, с лотереями, с выигрышами, с телевидением, с огромной рекламой. Это должно быть всенародное дело под руководством государства и с огромными вливаниями. Какая экономическая польза будет от этого! Вы только вдумайтесь: если реально собрать то, что стоит на берегах Охотского и Аральского морей, просто переплавить корабли, можно из этого построить новую армию, новые бэтээры. Ради бога, только не сочтите это за прожектерство. Я сейчас говорю с комсомольским задором. Важно заняться единым делом и получить от этого удовольствие.

В. ПОЗНЕР: Вы говорили об этом наверху?

Н. МИХАЛКОВ: Говорил и продолжаю говорить. Меня не слышат. Отзываются: «Ну да, хорошая идея, да-да. Давай как-нибудь вернемся к ней».

В. ПОЗНЕР: Вы сторонник просвещенного консерватизма, и утверждаете: просвещенный консерватизм — это то, на чем может держаться Россия. Я это услышал и сразу слышу другое: суверенная демократия. Что такое ваш «просвещенный консерватизм»?

Н. МИХАЛКОВ: Дерево. Корни, которые глубоко сидят и распространяются, так сказать, в округе. Это ствол, который держит корни. И это листья, которые улетают, прилетают, ветер их гнет туда и сюда — это и есть просвещенный консерватизм. Мой национальный иммунитет, помогающий так или иначе сберечь эту корневую систему.

В. ПОЗНЕР: Переходим к Марселю Прусту и его вопросам. Какое качество вы более всего цените в мужчине?

В. ПОЗНЕР: А в женщине?

Н. МИХАЛКОВ: Соответственно, женщину. Вы знаете, как сказал Гейне? Женщина, которая перестает быть женщиной, превращается в скверного мужчину.

В. ПОЗНЕР: Есть ли у вас любимое слово?

Н. МИХАЛКОВ: Оно неприличное.

В. ПОЗНЕР: А нелюбимое?

Н. МИХАЛКОВ: Тоже неприличное.

В. ПОЗНЕР: Что вы считаете своим главным недостатком?

Н. МИХАЛКОВ: Перманентную несправедливость и, так сказать, горячность.

В. ПОЗНЕР: Где вы хотели бы жить?

Н. МИХАЛКОВ: Здесь.

В. ПОЗНЕР: А где вы хотели бы умереть?

Н. МИХАЛКОВ: Здесь.

В. ПОЗНЕР: О чем вы больше всего сожалеете?

Н. МИХАЛКОВ: Плохо учился, честно говоря.

В. ПОЗНЕР: Если бы дьявол предложил вам без всяких условий вечную молодость, вы это приняли бы?

Н. МИХАЛКОВ: Я надеюсь, что мы не дошли бы с ним до таких близких отношений.

В. ПОЗНЕР: Оказавшись перед Богом, что вы ему скажете?

Н. МИХАЛКОВ: «Господи, прости меня за то, что я не смог любить тебя так, как ты меня любишь».

25 марта 2010 года

* * *

Главное, что я почувствовал во время этой программы, — удивление.

Идея пригласить Михалкова не нуждалась в объяснениях: человек всем известный и обсуждаемый, так сказать, «ньюсмейкер». Не говоря о том, что Никита Сергеевич — выдающийся русский кинорежиссер и актер. Многие его картины вошли в золотой фонд киноискусства, и не только русского. Но, приглашая его, я был почти уверен, что он откажется. Дело в том, что мы с ним не то чтобы противники, однако мы идейно несовместимы. В одном интервью Никита Сергеевич заявил примерно следующее: если Познер сказал «черный», то он, Михалков, скажет «белый». Словом, мы с ним разнополюсные. Поэтому я крайне удивился, когда он на мое приглашение ответил согласием.