Познер о «Познере» - [80]

Н. МИХАЛКОВ: Вот это закваска!.. По-моему, Селинджер сказал, что сентиментальность — это когда живому существу начинают уделять внимания больше, чем ему уделяет Господь Бог. Мне кажется, что ошибка нашего корреспондента как раз в том, что он слишком много внимания уделяет этому событию. Если он считает, что Союз кинематографистов — это организация, в которой вновь избранный или переизбранный имеет право и возможность уничтожать тех, кто голосовал против, он глубоко ошибается. И в данном случае, похоже, это он ученик Сталина, раз он об этом думает, а не я.

В. ПОЗНЕР: Егор Синебок: «Объясняя, почему российские режиссеры давно не номинировались на «Оскар», вы сказали, что просто существует политическая конъюнктура: если в Югославии идет война, то победят хорватские картины. С каким политическим событием в таком случае совпал выход вашей картины «Утомленные солнцем», получившей «Оскара»?»

Н. МИХАЛКОВ: Я все-таки тешу себя надеждой, что не только это решает вопрос. Но подобный взгляд на события тех времен достаточно, на мой взгляд, необычный. Потому что эта картина — не против чего-то, она о том, что не виноватых в этой истории нет. И те люди, которым было по восемнадцать — двадцать, в дни репрессий все равно целовались, рожали детей, слушали музыку, танцевали и не думали постоянно о том, чем занимается Иосиф Виссарионович в Кремле. Это есть жизнь. Мне кажется, что в данном случае людей привлек такой взгляд на то время. Ну и, полагаю, что актер Меньшиков, плюс маленькая девочка, Ингеборга и другие — это достаточно серьезный коллектив, чтобы отнестись к нему серьезно.

В. ПОЗНЕР: Многие спрашивают, как обстоят дела с «Утомленными солнцем-2».

Н. МИХАЛКОВ: Я закончил снимать все Божьей милостью. Смонтирована первая часть. Надеюсь, что мы покажем ее, даст Бог, в апреле, и фильм выйдет в прокат. А где-то в конце года — начале следующего выйдет вторая часть. Плюс к этому через какое-то время будет готово пятнадцать серий для телевидения. Но это не так, как обычно — когда все, что не вошло в кино, входит в сериал. Мы специально для него отдельно снимали сцены, огромные эпизоды.

В. ПОЗНЕР: Еще спрашивают, почему вы разделили «Утомленные солнцем-2» на две части, не опасно ли это с точки зрения зрительского интереса?

Н. МИХАЛКОВ: Опасно, опасно. Но когда мы всерьез погрузились в материал, когда я начитался вместе с коллегами, соавторами воспоминаний, писем, то стало понятно: нам хочется сказать больше. Вложить все в одну картину невозможно, и сделать ее продолжительностью в шесть часов тоже нельзя. Работать только на сериал не хочется, потому что другой масштаб. В принципе, мы не первые в этом вопросе. Успешная картина Тарантино, например, шла именно так. Важно, чтобы в конце первой части люди захотели посмотреть вторую. Это самое главное.

В. ПОЗНЕР: Евгений Юрьевич Сидоров: «Как вы считаете, необходимо ли наконец принять нелегкое решение о захоронении вождя революции? Интересовались ли власти мнением деятелей культуры по данному вопросу?»

Н. МИХАЛКОВ: Я не хочу, чтобы мое мнение стало мнением деятелей культуры, оно мое личное. Я давно об этом говорил. Мне кажется, если бы Владимир Ильич Ленин при жизни узнал, что его тело будет находиться на поверхности земли и его станут показывать людям как некий неодушевленный предмет, он человека, который это придумал, подверг бы очень серьезному наказанию. Потому что это действительно большое наказание. Однако есть люди старшего поколения, для которых это символ и образ. Их не так много осталось, и не так долго им жить. Так что здесь нужно просто сбалансировать все и принять решение. Но с точки зрения морали, веры и православной культуры — его душа мечется из-за этого. Да и сам он, как я слышал и даже читал, завещал похоронить себя рядом со своей матушкой на Волковском кладбище.

В. ПОЗНЕР: Дмитрий Леонидович Юношев: «Если бы вдруг вы стали президентом России, какими были бы ваши первые шаги?»

Н. МИХАЛКОВ: Я отвечу словами одного русского деятеля, не помню точно, кого: «Всем оставаться на местах». Это первая мысль, понимаете? У нас в России в XII веке была замечательная летопись, в которой говорилось: что-то не получилось, потому что делалось с тяжким, звероподобным рвением.

Мы все делаем с таким рвением. Пьем с таким рвением, боремся с алкоголизмом с таким же рвением и вырубаем лозу виноградную. Поэтому первое, что должен сделать человек, пришедший на такое ответственное место, — это действительно всех оставить на местах, не позволить разбежаться из-за страха. А потом уже можно принимать решения.

В. ПОЗНЕР: Борис Борисович Зябрев: «Ваши фильмы всегда вызывали у меня восхищение. Трудно сравнивать вас как художника с кем-либо из ваших коллег. Вместе с тем ваша гражданская позиция при любой власти не вызывает подобного ощущения. Вы всегда «с властью», всегда подле нее, будь то времена СССР или наши дни. Это действительно искреннее уважение и нынешних, и прошлых руководителей страны или просто умение дружить с властью в обмен на свободу творчества?»

Н. МИХАЛКОВ: Вообще, дружба с властью в обмен на свободу творчества — это, наверное, было бы гениально, если бы было возможно. Даже если мне что-то не нравится во власти, я об этом говорю. И, учитывая, что у меня хорошие с ней отношения, я абсолютно в этом свободен. Но автор вопроса не вполне справедлив. Что значит «при советской власти»? У меня при ней не было ни одной премии, моя картина «Родня» пролежала на полке три года, я получил около двухсот замечаний. Я просто об этом не рассказываю, потому что не считаю нужным. А кроме того, существует самое главное — то, что ты делаешь. Мне не стыдно ни за одну свою картину. Не потому, что я их считаю такими хорошими, просто мне сегодня не нужно говорить, потупив взор: «время было такое, приходилось это делать». Я делал то, что мне нравилось, и то, во что верил, и абсолютно не обязательно было дружить для этого с властью. Если бы вы посмотрели обсуждение в Госкино моих картин, скажем, той же самой «Родни» или «Обломова», то вы поняли бы, что ни о какой «дружбе» речь не шла. Что же касается сегодняшнего дня — это дружба не с властью, а с людьми. Точно так же я дружил с Руцким, и когда их обстреливали в Белом доме, я единственный, между прочим, по первому каналу и по другим не клеймил их позором. Я сказал, что выбираю друзей не по должностям. И он так и остался моим другом. Поэтому в данном случае это разговор не о власти, а о людях.