Поживши в ГУЛАГе - [57]

Как-то раз утром я с младшим братом отправился в пекарню. Когда мы подобрались к вагонетке, оказалось, что хлеб лежит только на ее верхних полках, и мне пришлось за ним лезть. В это время из пекарни выходили две женщины. Нас поймали, привели в пекарню, накормили хлебом с маслом (этим маслом смазывали формы для хлеба) и спросили, чьи мы и откуда. Мы рассказали об отце на фронте, о больных сестре и матери. Перед тем как уйти, младший брат спросил, можно ли прийти в пекарню завтра. Нам разрешили, дав вдобавок хлебных корок. Так мы стали ходить в пекарню.

Вскоре мама поправилась, и мы ее устроили на работу в пекарню. Для нас же это обернулось очень плохо: меня и младшего брата мама отдала в приют. Это был распределитель на Шаболовке — двухэтажное здание за карбюраторным заводом. Раньше там был мыловаренный завод.

Мама привела нас и ушла. У нас были черные волосы, и ребята начали дразнить нас жидами. Когда ушли педагоги, они захотели с нами подраться. Я сказал, что брат драться не будет. Я стал драться по очереди и побил тринадцать мальчишек. После этого я сказал, что сегодня больше драться не буду. А на следующий день со мной никто драться не захотел.

Так началась наша жизнь в детском приюте. Вскоре нас с братом отправили в приют на станции Подосинки (ныне Ухтомская), где мы жили на бывшей даче Пельтцер. Места там были очень красивые. Пока мы там жили, нам часто давали какао и булочки (это была помощь из Америки).

Однажды старшие ребята полезли на чердак дачи. Там, за трубой, они нашли кожаный мешок, полный зеленоватых бумажек. Они взяли немного бумажек и дали сторожу, который попросил несколько штук для курева. Как-то раз директор увидел, как сторож сворачивал самокрутку из одной такой бумажки, и спросил, откуда она у него. Сторож сказал, что от ребят. Тогда директор позвал этих ребят, и они ему показали место, где был спрятан мешок. Директор взял этот мешок, и больше в приюте его никто не видел. Вместо него нам прислали из Москвы нового директора-женщину по фамилии Авербах. Приехала она с тремя детьми.

Спали мы в помещении дачи. Кухня и столовая были метрах в двухстах от дачи. Там же была большая конюшня, рядом с которой жили красноармейцы. Иногда они давали нам лошадей и вместе с нами ездили купать их в пруду возле дачи.

За прудом, ближе к железной дороге, были два ангара с самолетами. Однажды к летчикам из Москвы прилетел Троцкий. Прилетел он на самолете «Илья Муромец». В одном из ангаров сделали сцену, на которой потом выступали Троцкий и разные артисты. На выступление из приюта привели и нас.

Самолеты тогда были маленькие. Иногда при посадке они цеплялись за верхушки деревьев и падали на землю. Зимой мы бегали на места падения самолетов. Там мы снимали с самолетов резиновые жгуты, которые оттягивали концы лыж самолета назад. Конечно же, этим жгутам мы находили множество применений.

Летом мы часто ходили с преподавателем на поля орошения (орошение тогда только начинало развиваться, и на этих полях пробовались первые оросительные системы), которые были ближе к Люберцам. Их называли полями Вильямса. Мы любили туда ходить потому, что работники всегда давали нам морковь, репу и брюкву.

В приюте у нас была коробка с коллекцией бабочек. Тайком мы делали из булавок, на которых были прикреплены бабочки, рыболовные крючки, и ловили на них в пруду карасей. Пока мы следили за удочками, позади нас собирались кошки и котята, которые сдирали рыбу с крючка, как только мы ее вытаскивали.

Однажды, когда мы были построены парами для того, чтобы идти купаться в Косино, нас подвели к столу, на котором лежала разоренная коробка с бабочками. Один из наших педагогов стал у каждого спрашивать, кто это сделал, смотря при этом в глаза. Никто не сознался. После этого всех повели купаться. Когда шли по поселку Подосинки, мы с братом перелезли через забор и пошли ловить карасей. Часа через два прибежал мальчик и сказал, что, когда все возвращались в приют с купания, двое ребят нашли бомбу и уронили ее. Бомба взорвалась, и многих детей ранило: тех, кто стоял близко, — в ноги, кто дальше — в грудь. Только одному мальчику осколок попал в голову, и он умер. Мы же с братом просто по счастливой случайности остались невредимыми — из-за того, что пошли на рыбалку.

Как-то раз ко мне подошла педагог, ведя за собой мальчика. Она взяла меня за руку и повела нас обоих в конец сада. Пока мы шли, мальчик рассказал, что это я вынул булавки из коробки с бабочками. Тогда я ударил его правой ногой в лицо так, что он даже упал. Потом я вырвал свою руку из руки педагога (наверное, она сама меня отпустила) и убежал. Вечером, когда подошло время ужина, я вернулся, думая, что меня тут же накажут. Но никто мне даже не напомнил о моем проступке. В приютах ябедникам всегда делали темную, в лагерях же стукачей просто убивали. Я всегда ненавидел таких людей. Наверное, это у меня от рождения.

Так мы с братом прожили в приюте до зимы. Зимой приехала мама и забрала нас домой, сказав, что с фронта вернулся отец. По приезде домой отец стал учить нас грамоте и правописанию. Мама также ездила в деревню за продуктами.