Поживши в ГУЛАГе - [10]
Они рылись в вещах, обшаривали карманы и складывали все наиболее ценное в отдельные стопки — очевидно, для продажи.
Все это не могло делаться без ведома и содействия начальства, которое, конечно, получало свою долю.
Глава 10
Колымская трасса
Над одним из лагерных бараков висел лозунг: «Колыма нуждается в смелых, энергичных людях». Это как-то льстит самолюбию: значит, и мы такие?
Встречаю кое-кого из знакомых по МОГЭСу, спрашиваю Костю Солоухина:
— Ну как? Куда отправляют?
— Записался плотником — поеду на стройку.
Меня записали как инженера-электрика, однако инженеров тут и без меня, видно, достаточно.
Утром нас по двадцать — двадцать пять человек усадили в грузовые машины, и мы выехали на трассу, которая от Магадана вела на северо-восток, в глубь материка. В каждой машине было по два конвоира: один сидел в кабине, другой — с нами в кузове; время от времени они менялись. Через девяносто километров первый поселок — Палатка.
Здесь гораздо холоднее, чем в Магадане, но зато почти нет ветра. Все кругом бело от глубокого снега, справа и слева — вздымающиеся бесконечными волнами сопки, дорога все время поднимается вверх, иногда вьется серпантином, преодолевая перевал. Дорога проходит в безлюдной местности, хотя движение довольно оживленное. Железных дорог здесь нет (до Палатки уже в наше время проложили узкоколейку), и все снабжение этого огромного края, расположенного между Охотским морем и бассейнами рек Колымы и Индигирки, держится исключительно на автомобильном транспорте. Самые отдаленные прииски находятся почти в тысяче километров от Магадана.
Изредка попадаются занесенные снегом «командировки» — так называются лагерные поселки дорожников из трех-четырех домиков. Ясно. Морозно. Несмотря на то что на нас ватные штаны, телогрейки, валенки с шерстяными портянками, ватные бушлаты-полупальто, шапки-ушанки, встречный ветер от движения машины находит все время щели и забирается под одежду.
Ослепительно сверкает снег. Горы становятся все выше, грознее, суровее, дорога часто проходит по краю пропасти, но колымские шоферы к этому привыкли и почти не сбавляют скорости.
Поздно вечером прибываем в Атку. Поселок расположен высоко над уровнем моря, кругом скалистые сопки. Справа полнеба загораживают две огромные сопки, похожие на двугорбого верблюда.
Здесь мы делаем остановку на ночь. Располагаемся в большом бараке — лагерной столовой, где недавно закончился ужин. Нам выдают по миске рыбного супа и по куску хлеба. Ложимся спать вповалку на полу. Здесь нас человек пятьдесят — две машины. От Магадана мы проехали двести шесть километров.
Утром — подъем и едем дальше. Дорога спускается за перевал, сопки становятся меньше и не так угрюмы, как в Атке, где они как ворота в сказочное царство вечного льда и молчания. Вдоль долины речки видны негустые заросли тополя, в ложбинах между сопками — голые палки лиственниц.
К обеду приезжаем в поселок Мякит, растянувшийся вдоль Колымского шоссе (трассы) примерно на полкилометра. Справа протекала речка Мякит (что значит «нет рыбы»), слева шли невысокие сопки, огибая которые шоссе бежало на север. В долине росли тополя, а на сопках — чахлые лиственницы и кедр-стланик. Это было полудерево-полукустарник. Летом стланик мог даже скрыть человека, но зимой, под тяжестью снега, он ложился на землю, засыпался снегом, и от этого сопки казались безлесными. Только в долинах и распадках торчали уродливые лиственницы. Тем не менее на этом стланике росли кедровые шишки — мелкие, немного крупнее еловых, — и орешки тоже были мельче обычных.
Правильных улиц не было. На возвышенной части, между шоссе и сопками, стояло одноэтажное здание Управления автотранспорта Дальстроя и несколько одноэтажных двухквартирных домиков для начальства. Дальше находились больница, почта.
Справа от шоссе, в низине, ближе к речке, стояли общежития барачного типа, где жили главным образом договорники-вольняшки — охранники, бывшие заключенные (триста человек), далее шли пожарное депо, столовая, электростанция и беспорядочно лепились частные домики.
Против здания Управления автотранспорта (УАТ), но по эту сторону трассы, находились автогараж, диспетчерская, а дальше к реке, в низине, — лагерь, к которому нас привезли. Четыре вышки по углам, на территории — несколько выбеленных известкой бараков и брезентовые военные палатки. Лагерь небольшой, человек на четыреста. Здесь мне предстояло прожить пять лет.
Глава 11
Поселок Мякит
В столовую, куда мы попали после обеда, все время заходили запоздавшие пообедать лагерники. Бросались в глаза их хороший, здоровый вид, загорелые лица. Они были хорошо одеты, во все новое, на голове — меховые шапки из крашеного кролика, часто с белыми отметинами на лбу — признак особого «шика»; все громко говорили, шутили и смеялись. Как видно, все были сыты — они совали нам хлеб, и на столах оставалось много кусков. С голодухи мы так набросились на этот хлеб, что скоро едва могли переводить дух, так что, когда меня вызвали для ознакомления и беседы в контору, я с трудом мог говорить. Здесь состоялась беседа: где работал, кем? — ведь документов об образовании или стаже у нас не было, и квалификация определялась по этой беседе.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.
Книга рассказывает о советском судебном законодательстве 20-х годов; о репрессивной политике; раскулачивании; судебных процессах, в том числе против крестьян; о голоде 1933 г.; о советских судах и карательной практике советской юстиции.
Воспоминания земского деятеля и кадетского политика князя В. А. Оболенского охватывают период от рождения автора в 1869 году до эвакуации из врангелевского Крыма. Книга замечательная — Оболенский не просто живой рассказчик, он тонко чувствует, что читателю может оказаться непонятным. Поэтому Оболенский точно комментирует и разъясняет те социальные реалии, которые современникам часто казались очевидными и не требующими упоминания. Книга позволяет понять, как была устроена старая Россия на самом деле. Еще одно достоинство Оболенского — он незашорен и обладает широким взглядом на описываемые события.
Публикуемые в настоящем сборнике мемуары — еще несколько страниц из истории Первой мировой войны, перешедшей в России в войну Гражданскую.Судьба женщин-мемуаристок оказалась сходной: совсем молоденькими, охваченные патриотическим порывом, они устремились на фронт, чтобы стать частью Русской Армии, воевавшей с внешним врагом. После раскола на белых и красных они вступили в Добровольческую армию и до конца прошли с ней тяжкий путь ее поражения, закончившийся для них утратой Родины.