Пожиратели плоти - [25]

Позже, сидя в караулке, офицер подумал, что если король, торжественно выехавший вчера во главе целого отряда, сегодня возвращается мокрый и грязный в сопровождении двух подозрительного вида бродяг – то не надо быть премудрым астрологом, чтобы предсказать, что страну ожидают нелегкие времена. И офицер со вздохом, не понятым его подчиненными, осушил последний на сегодня стакан эля.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Полное уничтожение королевского отряда в Руазельском лесу потрясло всю Тарантию. До этого у людей была надежда, что правитель Аквилонии и его храбрые воины расправятся с нарушившими покой демонами, и жизнь вновь потечет как раньше. Теперь надеяться было не на кого. Жрецы многочисленных столичных храмов без устали возносили молитвы Подателю Жизни, но Митра, как всегда, молчал.

В Тарантии началась паника. Все, кто мог, бежали из города. Закрывались лавки и мастерские, пустовали пристани в порту, городской рынок становился все малолюднее, в Университете воцарилось немыслимое дотоле спокойствие. Зато появилось немало бродяг, большинство из которых составляли крестьяне, бежавшие из разрушенных ночными тварями деревень. Им некуда было идти, на работу в объятом хаосом городе наняться было невозможно, и они целыми семьями просили милостыню на улицах. Нередко бывало, что, не в силах смотреть в голодные глаза детей, мирные земледельцы превращались в отчаявшихся, а потому особенно опасных грабителей.

Среди аристократии тоже царило уныние. Знатнейшие дворянские семьи Аквилонии потеряли своих сыновей в Руазеле. При королевском дворе стало пустынно как никогда ранее – те, кто не погиб, уезжали в свои имения, не думая о чести и карьере. Из провинций все чаще доносились голоса, обвиняющие в смерти знатнейших вельмож страны короля Конана. Намекали даже, что демоны – лишь удобное прикрытие для планов аквилонского правителя расправиться с неугодными из числа знати.

Демоны стали в Тарантии и ее окрестностях делом обычным. Днем они где-то прятались, и люди могли вздохнуть свободно – но ночью неведомые твари, напоминающие то огромных бесклювых птиц, то лишенных шерсти волков, то крылатых гиен, выползали из своих убежищ и начинали охоту. Им было все равно, кто перед ними – собака, лошадь, взрослый или ребенок – они способны были пожрать любого, встретившегося им на пути. Казалось, эти создания Сета ведали лишь голод и злобу.

Ближе к наступлению ночи улицы города словно вымирали. Жители забивали досками окна и закладывали двери тяжелыми засовами, чтобы хоть как-то уберечься от опасных тварей. Бродяги и бездомные крестьяне проникали в оставленные уехавшими хозяевами дома, думая лишь о спасении собственной жизни. За самые удобные здания, могущие послужить более надежным убежищем от демонов, происходили кровавые драки. Утроенные караулы городской стражи предпочитали отсиживаться в немногочисленных открытых еще кабачках, чем бродить по темным пустынным улицам в тоскливом ожидании нападения безжалостных бестий. Порядок в городе рушился на глазах.

Говорили, что демоны встречаются лишь в столице и ее окрестностях. В других городах жизнь текла своим чередом, нарушаемая лишь пугающими рассказами, приносимыми беглецами из Тарантии. Возникли слухи, что это Митра наказал аквилонскую столицу. Причин, подвигших обычно снисходительного к людским грехам бога на столь жестокое действие, выдвигалось немало – пороки и гордыня столичных жителей, самоуправство придворной аристократии, не желающей жить по общим законам, ересь, поселившаяся в сердцах аквилонцев. Новые пророки, вознесшиеся на мутной волне всеобщего страха и безнадежности, проповедовали разнообразные учения, обычно бредовые, а зачастую и вовсе попахивающие культом Сета. Кое-кто призывал покориться демонам, дабы умилостивить пославшего их бога. Последователи этой идеи ночью выходили на улицы в белых одеждах, готовые пасть жертвой злобных тварей, а настроенные менее покорно приносили кровавые жертвы в тайных убежищах секты.

Один из пророков, объявивший себя не более не менее как потомком Эпимитриуса, утверждал, что к нему явился сам великий старец и возвестил, что, пока корона Аквилонии принадлежит безродному варвару – не видать аквилонцам спокойной жизни, и будут терзать их всякие демоны и другие напасти, доколе позволяют они властвовать над собой выскочке и бродяге. У этой секты возникло немало сторонников, скорее всего потому, что, если судить по словам пророка, виноваты во всем оказывались не они сами или далекие боги, а их собственный король – значит, с него и надо требовать ответа. Стража не раз пыталась изловить ретивого потомка Эпимитриуса – но он каждый раз успешно ускользал, а вслед стражникам летели камни и слышались проклятия ожесточившихся горожан.

Король Аквилонии был как никогда близок к отчаянию. Верховные жрецы лишь беспомощно разводили руками – они не знали причины обрушившейся на столицу напасти. Вызванные к Конану различные маги и прорицатели, сыпля труднопонятными для простого смертного словами, предлагали выходы один нелепее другого, что приводило киммерийца в еще большую ярость. Просперо настаивал на том, чтобы собрать армию и двинуться в Руазель для повторения попытки – но Конан понимал, что бароны, чье доверие королю сильно пошатнулось, могут не поддержать своего правителя или даже, в худшем случае, повернуть войска против него. Король не мог избавиться от ощущения своей вины в гибели придворных и солдат. Конан метался по своим покоям как раненый лев, не находя нужного выхода. Над дворцом нависло ощущение безысходности…