Пожилая женщина - [2]

Лора и ее овдовевшая мать, миссис Клейтон, поселились в одном из лучших пансионов и, кажется, ни в чем себе не отказывали. Они приехали во Флоренцию, имея с собой несколько рекомендательных писем, и скоро обзавелись друзьями.

Лоре было тогда лет двадцать пять, и хоть мне уже давно перевалило за сорок, мы познакомились и подружились, но, естественно, близки мы не были. Она не была красавицей в прямом смысле этого слова, но было в ней что-то привлекательное, притягивающее к себе: приятное овальное лицо, впрочем, довольно обыкновенное; большие голубые глаза; черные, как смоль, волосы, зачесанные очень просто на пробор и собранные в узел на затылке; приятная улыбка, обнажавшая белые ровные, но мелкие зубы. Но, наверное, больше всего привлекала в ней легкая грация движений, и неудивительно, что она была — это мне многие говорили — прекрасным партнером в танце. Она была очень хорошо сложена, правда, немного полновата, а тогдашняя мода рассматривала это как недостаток, но я думаю, что это тоже привлекало к ней. В ней странным образом соединились черты мадонны, как на полотне художника эпохи барокко, и чувственность.

Среди ее знакомых итальянцев был один, который упорно добивался ее руки. Я познакомился с ним, играя в покер в клубе, где он был завсегдатаем. Проигравшиеся иностранцы мрачно острили, что итальянцы придумали новый вид грабежа, но, мне кажется, дело было в том, что они давно играли в эту игру и изучили все ее особенности. Поклонник Лоры, Тито ди Сан-Пьетро, смелый и даже безрассудный игрок, проигрывал иногда суммы, которые вряд ли мог себе позволить. Это был красивый среднего роста юноша с классическими чертами лица и оливковой кожей, с густыми, зачесанными назад и сильно напомаженными черными волосами, со сверкающими черными глазами, всегда безупречно одетый. Никто не знал, где он живет, скорей всего, снимал где-нибудь комнату, или, может быть, жил на чердаке у какого-нибудь родственника.

Граф ди Сан-Пьетро, его отец, жил, овдовев, один на старой, разрушающейся вилле, продавая вино и оливковое масло, это были единственные продукты крохотного поместья. Я его ни разу не видел, потому что он редко бывал в городе, но Чарли Гардинг хорошо его знал.

— Сколько ему лет? — спросил я Чарли.

— Лет пятьдесят, наверное, замечу, что я в своей жизни еще не видел мужчины красивее его.

— Неужели?

— Ты, Бесси, могла бы лучше описать его. Он ведь стал за тобой ухлестывать сразу, как появился у нас. Я даже не знаю, насколько далеко это у вас зашло.

— Перестань болтать глупости, Чарли, — сказала миссис Гардинг и рассмеялась.

Она посмотрела на мужа тем долгим взглядом, какой только бывает у женщин после многих лет счастливой брачной жизни.

— Успех у женщин ему всегда обеспечен, и он, конечно, знает об этом, — сказала она. — Когда он говорит с вами, то такое впечатление, что, кроме вас, для него нет никого на свете, какая из женщин устоит против этого. Конечно, это всего лишь игра, и надо быть круглой дурой, чтобы ей поверить. Ну а красив он необыкновенно: высокий, стройный, держится прекрасно, большие черные глаза блестят, как у юноши, а седые, густые волосы и молодое, бронзовое от загара лицо создают такой контраст, что просто захватывает дух. Я думаю, так должна, наверное, выглядеть романтическая личность…

— Ты знаешь, по-моему, мальчик безумно влюблен в Лору.

— Сколько ему? — спросил я.

— Двадцать шесть.

А спустя несколько дней вернувшийся к ленчу из города Чарли сообщил, что он встретил миссис Клейтон, и она сказала, что они все втроем едут сегодня после обеда к графу на виллу.

— Как ты думаешь, что все это значит? — спросила Бесси. — Я думаю, это означает, что Тито хочет показать Лору старику, и, если она ему понравится, они поженятся.

— Ни за что на свете.

Но Чарли ошибся.

После того как мать и дочь осмотрели дом, все вышли в сад, и как-то так получилось, что граф и миссис Клейтон остались одни. Она не говорила по-итальянски, но граф был когда-то атташе в Лондоне и сносно говорил по-английски.

— Ваша дочь само очарование, миссис Клейтон, — сказал он, — я не удивляюсь тому, что Тито влюблен в нее.

— Молодые итальянцы так впечатлительны — не все их поступки можно воспринимать серьезно.

— Я все-таки надеюсь, что она не относится к моему сыну совершенно равнодушно.

— У меня, во всяком случае, нет достаточных оснований думать, что она относится к нему более горячо, чем к другим молодым людям, которые приглашают ее танцевать, — сказала миссис Клейтон довольно сухо, — и я считаю своим долгом вам сразу сказать, что у нее очень скромные средства и ей не на что рассчитывать до тех пор, пока я не умру.

— Я тоже буду с вами вполне откровенен. У меня нет ничего, кроме этого дома да нескольких акров земли. Мой сын, конечно, не может позволить себе жениться на бесприданнице, но и он не из тех, кто помешался на деньгах, он горячо полюбил вашу дочь.

Аристократические манеры и необыкновенное обаяние графа, несомненно, подействовали на миссис Клейтон, и она смягчилась.

— Не знаю, как и быть. У нас в Америке не принято устраивать браки, дети сами это делают. Если ваш Тито так ее любит, то он должен просить ее руки, ну а она должна сама решать, идти ей за него замуж или нет.