Пожалей меня, Голубоглазка - [14]

При его появлении девушка вскрикнула и метнулась за диван, стоявший в центре гостиной, пряча за спинкой голые ноги и хватаясь руками за мягкую обивку. От страха и удивления глаза стали напоминать две чашки крепкого кофе (если смотреть на них сверху), а рот приоткрылся, обнажая мелкие зубки.

— Кто вы? Почему врываетесь без разрешения? — Людмила, немного придя в себя, стала быстро спрашивать, будто хотела успеть узнать имя своего убийцы, перед тем как умереть. Словно это бы имело какое-то значение. — Что вам нужно?

Костя, бегло осмотрев комнату, подошёл к стулу и, развернув его сиденьем к себе, сел.

— Что вы себе…

— Меня зовут Константин. Не Костик, не Косточка, не любым производным от начального, и я ищу одну девушку, подругой которой ты якобы являешься. Коллегой, если хочешь. Ты ведь Люда, верно? Она недавно подменила тебя на работе и пропала, что разумно и ожидаемо. Я хочу знать, где можно её найти.

Людмила внимательно смотрела из-за дивана и начинала соображать. Костя будто воочию видел, как забулькал мозг в её голове, вскипая от скорости мысли, словно борщ от высокой температуры. Она прекрасно поняла, о ком идет речь, и — что важно — не пыталась ни перебить, ни отрицать, ни врать, прикинувшись дурой. Он видел это. Чувствовал. Был уверен, что сейчас получит долгожданное.

— Константин, а дальше как?

— Романович.

— Константин Романович, зачем вам моя подруга-коллега?

— Это не твое дело, дорогая, но подозреваю, что, не ответив, ничего не услышу, так? Хочу заключить с ней контракт — уж больно хорошо работает.

— Работает кем? Официанткой?

— В том числе. Видишь ли, я собираюсь через несколько дней стать владельцем одного из ресторанов и набираю себе смышленый и прыткий персонал.

— Рая не согласится.

Значит, все-таки Рая… Он почему-то надеялся, что это имя липовое. Наверное рассчитывал найти свое прошлое, которое, как оказалось, не оставляло его в покое ни на день, все сильней норовя вцепиться в грудь когтистой лапой, вырывая легкие вместе с ребрами.

Ускользающее время будило его совесть, до сих пор благополучно почивавшую в коме, и Костя подозревал, что пытался решить проблему с помощью найденной Раи. Исцелиться хотел, что ли. Так он думал, потому что никогда больше не испытывал такого дикого желания кого-то поиметь и сопротивлялся этому, как ни странно.

Совесть, да… Какое ей дело до давно минувших дней? Есть «до» и «после» — четко разделенные понятия его существования, и лично Костю вполне устраивало последнее. Он был почти уверен.

— А это мы поглядим, — сказал вставая. — Ты, главное, адресочек мне шепни, а там я разберусь, что к чему.

Достал из кармана черных брюк телефон и подмигнул Люде, все ещё стоящей за диваном и вцепившейся в его спинку.

— Ну или номерок — против не буду.

— Номер не дам без её разрешения, адрес не дам. Она про вас мне ничего не рассказывала.

— Получается, ты не очень-то и хорошая подруга?

— Я хорошая подруга, и мне сейчас многое совсем не понятно.

— Ты не должна понимать. Все, что от тебя требуется, — дать то, о чем прошу, потому что просить долго я не умею, а причинять тебе вред не входит в мои планы. — Костя начал вертеть в руках мобильник, пригвоздив девушку взглядом.

— Пугаете?

— Нет. Не выношу запаха мочи и вида дрожащих тварей. Я предупреждаю: мягко и безболезненно.

— Кто вы ей?

— Работодатель в будущем и, надеюсь, друг в настоящем. Уверен, что щедрость одного другому не помешает.

— Давайте я при вас ей позвоню.

— Нет! — Телефон в руках замер. — Ты глухая?

— Но…

— Сколько ты хочешь?

— Что?

— Назови сумму.

— Вы… Вы думаете, что я…

— Я заплачу тебе. Сколько?

— Нет, я не возьму денег.

— Детка, ты не поняла.

Костя стал приближаться, сжав телефон и не сводя с «жертвы» глаз.

— Я не умею шутить, не умею терпеть, но умею покупать. А купить, чтоб ты знала, можно всех.

Он стремительно, как змея, захватил пальцами левую бровь девушки вместе с кожей и, оттянув на себя, сильно провернул.

— Или ты назовешь свою цену, или я назову твою.

Люда дернулась вперед, что есть силы цепляясь за спинку и наклоняясь над диваном. Она бы сделала упор на сиденье, но длины рук не хватало, и девушка будто зависла над ним. Бедрам стало больно, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось над глазом. Ей показалось, что в голову загнали огненный кол. Боль была настолько сильной, настолько пронзительной, что слезы непроизвольно брызнули сами, и Люда не сдержала крик.

В области брови сильно зажгло, а потом начало печь. Мгновение — и сильные пальцы слегка отпустили кожу, чтобы тут же снова захватить ещё крепче и ещё резче прокрутить, сдавливая глаз к переносице. Людмила могла бы побороться, но боль ослепила её так ярко, что девушку словно парализовало. Она вся сконцентрировалась только на одном — успеть что-нибудь сказать, пока мозг не взорвался.

— Десять, — слово прозвучало жалостливо и громко, как у маленького ребенка, когда он в отчаянии просит отца, уже закрывающего за собой двери магазина, купить ему игрушку.

— Десять? — Захват ослаб.

— Десять тысяч.

— Хорошо.

Пальцы отпустили раздирающее болью место, и оно сразу запульсировало, грозя выбить глаз мощными ударами.