Поздняя повесть о ранней юности - [14]
В 1937 году я пошел в школу № 79, которую построили и открыли на углу улиц Кирова и Нагорной. Сейчас этого здания нет, в 1941 в него угодила немецкая бомба, а затем несколько наших снарядов с левого берега. На ее месте теперь корпус Трубного института.
В наш 1-Б класс попали все ребята-погодки с нашей улицы, жившие по соседству: Женя Петренко, Юра Писклов и Саша Гальперин. Больше всех запомнились, а с некоторыми и сдружились на долгие годы: Валентин Сокологорский, Толя Науменко, Игорь Кухтевич, Сергей Гайдов, Шурик Яценко, Леня Скабаланович, Люба Шорник, Нелля Грушко, Лиля Семенова, Тамара Данилова. Все четыре года учебы до начала войны я просидел за одной партой с Игорем Чекмаревым, с которым и сейчас соседствую в одном доме.
Самые дружественные отношения сложились с Сашей Гальпериным, с которым мы постоянно что-то творили: вначале парусные лодки, потом с паровыми двигателями, а затем освоили изготовление электрических. Источником материалов служил большой мусорный ящик в Горном институте и один из его сотрудников — учебный мастер Александр Петрович Варваров, снабжавший нас отработанными батареями БАС-80, которые мы научились заряжать, магнитами, белой жестью, оловом для паяния и многим другим. Часто результатом нашей активной деятельности являлись сгоревшие предохранители на столбе, и весь квартал погружался во мрак. Нас ругали, наказывали, родители платили штраф, но мы упорно продолжали творить.
В семье постепенно привыкли к новому режиму работы отца. Он стал больше обычного бывать дома, больше времени проводить с нами. Несколько раз он брал меня на охоту. В то время вниз по течению от Комсомольского острова был еще один: Заячья коса. Мы переплывали туда на лодке, прятались в густой лозе. Уток летало там очень много. Почти всегда мы возвращались с десятком. Все лето регулярно ходили в парк им. Шевченко, гуляли, играли на детских площадках, катались на лодках. Отец ходил в гражданском костюме. Было очень непривычно его в нем видеть. Еще до школы он научил меня читать. В первом классе я прочел строго контролируемые отцом ранние рассказы М. Горького, а затем и «Детство», «Юность», «Мои университеты». Уже взрослым я прочел все, что написал М. Горький, он стал одним из самых любимых писателей.
И, конечно же, кино. Мы ходили на улицу Дзержинского в кинотеатр и смотрели все подряд: «Веселые ребята», «Чапаев», «Щорс», «Кочубей», «Если завтра война», «На границе», «Двенадцать». Мечтали, видя себя по ту сторону экрана, участвуя во всем, что видели.
Во второй половине декабря 1937 года отца призвали на две недели в армию на командно-штабные учения в район Кривого Рога.
Зима была в том году суровая, морозы доходили до 25–30 градусов. Пробыв положенный срок в поле, в палаточном городке, участники сборов возвращались на автомашинах в город, и одна из машин, где старшим был отец, поломалась в десяти километрах от Кривого Рога. Отец пересадил пассажиров своей машины на другие, а сам остался с водителем, который оставить машину не имел права. Уехавшие должны были прислать за ними тягач для буксировки, но, попав в расположение, забыли это сделать.
С 22-х часов вечера до девяти часов следующего утра отец с водителем обогревались в кабине машины, пока был бензин, а потом жгли костер из досок автомобильной будки. Но без последствий не обошлось: в госпитале, куда их сразу же отвезли, водителю отрезали отмороженные пальцы на одной ноге, а отца на месяц уложили с двухсторонним воспалением легких. Вышел он из госпиталя в середине февраля, начал работать, но через месяц опять заболел. Лег в госпиталь, выписался через две недели с диагнозом «малярия» и его стали лечить дома. Приходил из госпиталя военврач Фельдман, с двумя шпалами в петлицах, приносил хинин, акрихин и еще какое-то снадобье, но лучше не становилось, и в последних числах мая отец перестал ходить на работу, окончательно слег, а 22 июня он скончался.
Эта трагедия коснулась меня в очень раннем возрасте, мне еще не исполнилось девяти лет. Я не понял сразу, что произошло. Я трогал его застывшие холодные руки и лицо, и казалось, что он сейчас встанет и все будет, как и было — папа, мама, братишка, все мы опять будем вместе и не может быть иначе.
Похоронили отца на православном кладбище, которое в то время было между нынешней улицей Днепропетровской и проспектом Кирова в створе с развилкой дороги на Запорожское шоссе. Провожали его коллеги из института и многие из 89-го полка. Павел Миронович Мельник сделал оградку из дерева. Мы посадили внутри много гвоздик и часто с мамой приходили туда, навещали отца. Только тогда и только там я поверил, что это горе не временное, а навсегда. В 1941-ом какой-то командир приказал через кладбище выкопать противотанковый ров. Могилы отца не стало.
Мама пошла работать в пошивочную мастерскую военторга, где очень быстро стала закройщицей дамского платья. В юности она училась этому в Ростове у какой-то эвакуированной туда из Варшавы мастерицы и, очевидно, преуспела в этой профессии. Дома она обшивала нас, и мы всегда были прилично одеты. К нам приехала и стала у нас жить мамина племянница Маруся, которая присматривала за братом и вошла в нашу семью как старшая сестра. Она прожила у нас до самого своего замужества в 1941-ом.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Книга А.К.Зиберовой «Записки сотрудницы Смерша» охватывает период с начала 1920-х годов и по наши дни. Во время Великой Отечественной войны Анна Кузьминична, выпускница Московского педагогического института, пришла на службу в военную контрразведку и проработала в органах государственной безопасности более сорока лет. Об этой службе, о сотрудниках военной контрразведки, а также о Москве 1920-2010-х рассказывает ее книга.