Позади Москва - [55]

Ну а дальше было скучно. На крики и мат из здания вышел сначала один офицер, затем второй. Оба стояли молча, слушали, и на их лицах не отражалось вообще ничего, никаких знакомых гражданскому человеку чувств. Потом вышли еще двое: одним из них был офицер, который двадцать минут как впервые появился в их поле зрения, – его приводил посыльный, и потом, насколько было понятно, именно он отдал приказ сержанту вести оба взвода сюда. Вторым был подполковник, фамилию которого Вика помнила: Кузнецов. Не став спускаться с крыльца, они оглядели происходящее сверху и со стороны. Старший сержант прервал свой монолог, чудесным образом снова сделавший одетых в ярко-зеленый камуфляж и голубоватые меховые шапки людей хотя бы чуть-чуть похожими на солдат, и довольно молодцевато отрапортовал, что, мол, «вверенная мне рота» и «жду дальнейших указаний». Подполковник приказал «ко мне» и задал несколько вопросов. Можно было уже не удивляться тому, что обмен репликами – между ним самим, старшим сержантом, и стоящим рядом с ним офицером – опять велся тихо.

После нескольких минут неразличимого «бу-бу-бу» и обмена взглядами и жестами подполковник кивнул старшему сержанту, сказал ему несколько слов, и тот тут же козырнул и сбежал вниз по лестничным ступеням, автомат на его спине подпрыгнул. Десяток шагов – и все замерли.

– Роо-та! Равня-ясь! Смир-рно!

Подполковник сошел со ступеней вслед за старшим сержантом, но гораздо более неторопливо. Он прошел то же расстояние, пока все ждали, остановился.

– Товарищи солдаты! У нашего батальона долгая и славная история! Вы совсем молодые солдаты, вы еще не слышали об этом ни слова, и у вас не будет времени на то, чтобы слушать лекции на эту тему. Предшественник нашего батальона, 3-й отдельный батальон химической защиты, воевал на Ленинградском и Волховском фронтах. Преобразованный в 21-й полк химической защиты, он с честью выполнил правительственное задание по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. И никогда, ни разу в батальоне, полку и снова батальоне не происходило того, что произошло сегодня… Слушай мой приказ! Командование учебной ротой 10-го отдельного батальона РХБЗ передается старшему лейтенанту Проскурину, командование 1-м взводом учебной роты – лейтенанту Вишнякову! В качестве командира 2-го взвода утверждаю старшего сержанта Ежова. Старший сержант Ежов!

– Й-я!

– За образцовое выполнение своих обязанностей объявляю вам благодарность!

– Служу России!

Вике стало смешно и неловко. Как дети, честное слово. Как будто играют. И оружие на спину закинуто, и выкрашенные густо-зеленым цветом кокарды на шапках, и все прочее – а играют. Вика попыталась в четверть голоса окликнуть соседей по строю, поделиться своим мнением, но ее жестко оборвали и слева, и справа.

– Старший лейтенант Проскурин, командуйте!

Старший лейтенант, один из тех двух, кто не производил вообще никакого впечатления, будто ходячее пустое место, произвел положенные по уставу движения: туда-сюда, отдать приветствие, снова туда и сюда. Игры… Сколько на это ушло времени! Половину любой главы можно было вызубрить!

Повинуясь командам старшего лейтенанта и старшего сержанта, они направились наконец к конкретной цели – готовить места для размещения. И то дело. Впрочем, у Вики имелось собственное мнение, как обычно. Ей казалось, что подполковник просто прогнал их с глаз долой. Ради собственного комфорта.

Как ни странно, распоряжение прошлого командира учебной роты поселить ее с кастеляншей, а не среди казармы с мужиками дошло до кого нужно. Кастелянша, некрасивая, тяжелая женщина средних лет, покачала головой, но никаких грубостей или по крайней мере колкостей говорить не стала. Показала на узкую койку в своей комнате – основной причине ее работы здесь в качестве «вольнонаемной» за копейки. Выдала подушку в рыжем напернике, тонкое одеяло с бело-синим рисунком, положенное белье, включая два вафельных полотенца. И заставила таскать тяжелые стопки простыней, наволочек, пододеяльников и тех же полотенец наравне с собой. Потому что «нечего мальчиков гонять, не до того им». К слову, пододеяльники здесь были с ромбовидным вырезом посередине: таких Вика не видала уже лет десять. Штампы на всех, разумеется. Пятиконечная звезда и расплывшиеся буквы.

Солдаты ее учебной роты устроили в казарме балаган. Занимали места, двигали «мебель», состоящую из двухъярусных кроватей и монументальных тумбочек. Стены в казарме были залиты отблескивающей лаком масляной краской в два цвета, а свободная стена украшена вычурной эмблемой – это ее украшение было единственным. Таскать стопки пришлось долго, во много ходок, и Вика устала еще и физически, несмотря на свою спортивную подготовку. И все время были какие-то колкости в бока и в спину, подначки, на которые приходилось реагировать. День был слишком длинным. Заметив, как она двигается, командир ее отделения вдруг остановил ее, задал вопрос, который она даже не поняла, – и через две минуты несколько солдат уже топали за ней в кладовку, где кастелянша, ругнувшись на Вику, выдала все и сразу многими стопками.

Ребята ушли, и у Вики как-то сразу кончились силы. Она села на трехногую табуретку, на секунду прикрыла глаза и только теперь осознала, что бормочет на подоконнике дешевый батарейный приемник. Псков и Великие Луки. Два города, гербы и названия которых появлялись даже на монетах, настолько они были русскими. Сказанное просто не могло быть настоящим, реальным, поэтому Вика просто откинула услышанное от себя, чтобы не устать еще больше.