Поют черноморские волны - [20]

Был уже поздний вечер восьмого ноября 1941 года, когда наш «дуглас» тяжело сел на полевом аэродроме у деревни Сарожа, в двадцати километрах севернее Тихвина. Нас никто не встретил, вокруг пустынно, слышны недалекие гулкие звуки артиллерийской канонады, темное небо тревожно вспарывается зарницами взрывов. Невдалеке темнеют какие-то строения, молчаливые, без единого огонька…

Сейчас, через много лет вспоминая этот изумительный десант опергруппы во главе с командармом, этот лихой бросок одинокого и, по существу, беззащитного самолета в неизвестность, в лоб наступающему бронетанковому немецкому корпусу, поражаешься поистине беззаветной смелости генерала Мерецкова и всех организаторов нашей Тихвинской операции. У нас не было точных данных о продвижении противника, и вся оперативная группа могла в тот же вечер оказаться в руках у немцев… Но об этом никто не думал, все — от командарма до автоматчика охранения — жили одной мыслью: остановить, разбить врага! Да, в те часы многое было неясно и тревожно, но высочайшая ответственность рождала непоколебимую уверенность: мы должны освободить Тихвин, сорвать коварные фашистские планы удушения Ленинграда! И мы это сделаем!..

На Сарожском аэродроме оказался последний, еще не успевший эвакуироваться батальон аэродромного обслуживания (БАО), и он явился базой развертывания нашей оперативной группы. Связисты сразу же стали налаживать аппараты и рации, топографы занялись картами.

Запомнился командир взвода связи этого батальона. Среди неизбежной суеты первых тревожных часов он выделялся каким-то особым спокойствием, уверенной размеренностью движений… Казалось, он ждал наш самолет, чтобы тут же протянуть нити связи по нужным направлениям.

Все уже знали фамилию, имя и отчество этого пожилого лейтенанта — Иванов Алексей Иванович. Знали и то, что он работал мастером на ленинградском заводе, был депутатом своего районного Совета… Вместе с нашими армейскими связистами Иванов налаживал аппараты и рации, и задолго до рассвета командарм Мерецков мог уже связываться с Москвой, с Алеховщиной, с Волховом. А мы, политработники, вместе со штабными офицерами получили задание — пользуясь любыми средствами передвижения, установить, где находятся отступающие части Четвертой армии, связаться с ними и, действуя по обстановке, немедленно прекратить отход, занять оборону и готовить контрнаступление.

Формирование на ходу

Верхами, на санях и мотоциклах всю ночь разъезжали мы по лесным дорогам и тропкам. Останавливали отступавшие группы войск, назначали командиров и политруков, от имени командарма предлагали занять оборону, выставить охранение и — ни шагу назад!.. Усталые, голодные, бойцы приказу подчинялись охотно, расспрашивали об обстановке вокруг. И надо было видеть, как загорались глаза красноармейцев, когда узнавали они о том, что отсюда будем наступать и Тихвин вернем обязательно!

Просто и даже обыденно звучит сегодня рассказ об этой первой ночи Тихвинской операции, но память хранит живые, волнующие картины…

Разбитая дорога в лесу. По-лягушечьи прыгают один за другим два мотоцикла с колясками. Синий свет фары медленно ползет меж мачтовыми соснами, проваливается в колдобины, скользит по снежным сугробам… «Стой! Кто такие?» — нас окружают люди в военной форме. «А вы кто такие?» Два наших автоматчика берут оружие на изготовку. Мы с Николаем Томзовым выходим, напряженно разглядываем встречных, видим красные звездочки на ушанках. Спрашиваем командира. Опираясь на суковатую палку, прихрамывая, вперед выдвигается офицер с двумя кубиками на петлицах, молча направляет он на нас тонкий луч карманного фонаря, освещает красные звезды на рукавах наших шинелей… Мы представляемся:

— Батальонные комиссары из политотдела оперативной группы Тихвинского направления. Доложите обстановку.

Печальный доклад… В группе — сорок семь человек, красноармейцы разных рот. Отходят от Тихвина второй день. Что случилось, толком сказать не могут: внезапно появились немецкие танки, все перепуталось, поначалу стреляли, потом, когда замолкли наши пушки, разбрелись по окрестным лесам и вот собрались кто уцелел, у лесного кордона, решили дождаться рассвета и двигаться на север — должны же быть где-то здесь наши части… Услышали мотоциклы, подумали — немцы, решили «пассажиров» уничтожить, машины использовать для раненых…

Лейтенант предъявил свое офицерское удостоверение и комсомольский билет: Светлов, из Луги. Договорились, что отныне он — командир роты, предложили занять оборону как положено. Раздали сухари, консервы, леденцы — все, что удалось захватить с собой… В группе оказались два коммуниста и еще пять комсомольцев. Поговорили с ними, назначили временных парторга-политрука и комсорга… Нас окружила вся группа. Мы вглядывались в лица красноармейцев, видели, как изменились они даже за короткое время нашей встречи — исчезли настороженность и подавленность, а когда мы твердо заверили, что утром новая рота получит приказ штаба о дальнейших действиях, раздался гул одобрения.

Мы тепло простились с бойцами.

— Теперь легче будет, — проговорил Николай Томзов. — Встретим кого, будем направлять в роту Светлова.