Появление героя [заметки]

Шрифт
Интервал

1

Всплеск исследовательского интереса к эмоциональной жизни, получивший впоследствии название «аффективный поворот» (см.: Clough, Halley 2007), захватил в 1970–1980-х годах не только антропологию и культурную историю, но и психологию (см.: Frijda 2007: 1), нейрофизиологию, социологию, лингвистику (см.: Plamper 2015: 98–108, 206–250 и др.) и даже экономику. Публикация в 1979 году статьи Д. Канемана и А. Тверски «Теория перспектив: процесс принятия решений в условиях риска» поставила под сомнение теорию рационального выбора и положила начало бихевиоральной экономике – дисциплине, изучающей эмоции и побуждения потребителей (см.: Kahneman 2011).

2

Эта динамика смены эмоциональных режимов разительно напоминает – скорее всего, помимо намерений автора – идею о «канонизации младших жанров», некогда предложенную Шкловским и Тыняновым, с чередованием «старшей» и «младшей» линий на основной магистрали литературного процесса и уходом временно оттесненной традиции на периферию, главным образом в сферу домашней словесности (см.: Тынянов 1977: 255–269).

3

Интересно, что в недавней работе Ян Беркитт критиковал Редди со строго противоположной позиции – за внимание к индивидуальному характеру эмоций и недооценку их реляционной («relational») и политической природы (см.: Burkitt 2014: 42–45).

4

Отметим, что для интервью с ведущими авторитетами по истории эмоций Плампер выбрал П. Стирнза, У. Редди и Б. Розенвейн (см.: Plamper 2010).

5

Радикальная сторонница когнитивного подхода философ М. Нуссбаум в книге с характерным названием «Волнения мысли» («Upheavals of Thought») доказывает тезис о ценностной природе эмоций анализом своего состояния после известия о смерти матери (см.: Nussbaum 2001: 1–88), в то время как не менее убежденный защитник представлений о сугубо сенсорном происхождении эмоций психолог Р. Б. Зайонц ссылается, в том числе, на данные экспериментов над крысами (см.: Zajonc 1980; Griffiths 1997: 24–26).

6

Некоторые ученые пытаются сочетать оба подхода, различая два типа эмоций, к которым должны быть применимы разные исследовательские методы. Нейробиолог А. Дамазио противопоставлял «первичные», врожденные и неопосредованные, и «вторичные», приобретенные и опосредованные эмоции (Damasio 1994; Griffiths 1997: 100–106), философ и биолог П. Гриффитс – «аффективные программы, или эмоциональные модули» и «высшие когнитивные эмоции» (Griffiths 1997: 71–167).

7

Ср. критику использования слова «переживание» для перевода категории «feeling» у Ч. Пирса: Дмитриев 2000: 158.

8

Самое знаменитое использование этого слова в «Былом и думах» – «кто мог пережить, тот должен иметь силу помнить» (Герцен 1956 X: 6) – отражает более традиционное значение этого слова – «остаться в живых» (Виноградов 1994: 452).

9

Выготский успел только наметить подход к интеграции категории переживания в разрабатывавшуюся им идею построения культурно-исторической психологии. Его последователи скорее уклонились от реализации этой программы, хотя само понятие «переживание» регулярно используется в российских психологических исследованиях (см.: Бассин 1972; Василюк 1984; Ярошевский 1998; Марцинковская 2004 и др.; сравнительный историографический обзор использования категории переживания в русской и зарубежной философии и психологии см.: Марцинковская 2004: 6–268).

10

О влиянии идей Гуссерля на Дильтея в последние годы его жизни см.: Makkreel 1975: 273–304.

11

Радикальный утопизм Винокура проявился, в частности, в том, что он отрицал «психологическое значение» дневников и воспоминаний, требуя рассматривать их сугубо как «литературное произведение». В рецензии на книгу Б. М. Эйхенбаума «Молодой Толстой» Винокур выступал за «окончательную ликвидацию психологизма» и упрекал автора, что тот «считается с дневниками, как с показателем намерений и планов Толстого» (Шапир 1990: 301).

12

В том же ключе высказывался на эту тему В. Н. Волошинов, пытавшийся в книге «Марксизм и философия языка» наполнить идеи Дильтея материалистическим содержанием: «Переживание не только может быть выражено при помощи знака, <…> переживание и для самого переживающего существует только в знаковом материале. И вне этого материала переживания как такового вовсе нет. В этом смысле всякое переживание выразительно, т. е. является потенциальным выражением. <…> Этого момента выразительности нельзя отмыслить от переживания, не утратив самой природы его» (Волошинов 1995: 241).

13

Не так давно П. Берк со ссылкой на Г. Реньера подверг критике метафору, заключенную в понятии исторического источника. По его словам, прошлое сохраняют не источники, откуда исследователь может черпать живую воду истины, но следы, по которым требуется воссоздать облик оставивших их существ (Burke 2001: 13; ср. идею «уликовой парадигмы» у К. Гинзбурга: Гинзбург 2004: 197–200). Разумеется, когда исследовательская задача состоит в описании психологического опыта давно умершего человека, к палеонтологическим аналогиям следует прибегать с осторожностью.

14

О специфических трудностях, с которыми сталкивался У. Джеймс, работая в этом направлении, см.: Myers 1986: 330–333.

15

Американский антрополог Виктор Тернер, использующий в своем анализе ритуалов и театральных представлений категорию «Erlebnis» в ее дильтеевском понимании, переводит ее как «experience», оговорив разницу в значениях и указав, что буквальным переводом было бы «what has been lived through» (Turner 1982: 12; см. также с. 13–19).

16

Использование художественного произведения как биографического свидетельства – подход, уязвимый и в литературоведческом, и в психологическом отношении. Мы прибегаем к нему для реконструкции переживания в традиционном, «дильтеевском» понимании этого слова, не задаваясь вопросом, какие эмоции «на самом деле» испытывал Пушкин в момент создания стихотворения. Анализ выраженных здесь чувств с точки зрения ритмико-синтаксической организации стиха см.: Бонди 1978: 358–363.

17

Как замечает Ю. Е. Кондаков, к произведениям Якоба Беме в этой среде применялся «традиционный для христиан способ чтения Священного Писания» (Кондаков 2011: 79).

18

Как пишет Х. Левин, подлинная самоидентификация с героем произведения возможна только при чтении, поскольку в театре между зрителем и персонажем стоит актер (Levine 1970: 46).

19

Ценный обзор историографии дневникового жанра см.: Paperno 2004. Весь выпуск журнала Russian Review (2004. Vol. 63. № 4), введением к которому служит эта статья, посвящен месту дневников в русской культуре.

20

Лежен отмечает, что обращенность в будущее составляет суть дневника как жанра: «Дневник незавершим с самого начала, поскольку время, прожитое после последней записи, заставляет делать новую, а день за пределами дневника принимает форму смерти. Дневник обращен в будущее. <…> Его финал меняется, пока я его веду, когда я настигаю будущее, оно ускользает от меня. „Окончить“ дневник, значит вырезать его из перспективы будущего и включить это будущее в реконструкцию прошлого» (Lejeune 2009: 91–92).

21

О соотношении этих категорий Л. Я. Гинзбург с «Persönlichkeitsideal» А. Адлера (см.: Adler 1964: 94–97) и «Self-concept» К. Роджерса см.: Zorin 2012. Эта модель, исключительно продуктивная для анализа «внутренне ориентированной личности», на наш взгляд, утрачивает свой эвристический потенциал при ее универсализации. Ср.: «Никакой экстаз самопожертвования не снимает необходимости в личном переживании ценности. Индус, бросающийся под колесницу своего бога, хочет, чтобы колесница раздавила именно его; его не устраивает, если она раздавит кого-нибудь другого» (Гинзбург 2011: 202). Эта попытка истолковать массовый экстатический ритуал через механизм личного самоутверждения, как минимум, не выглядит безусловно убедительной.

22

В. Н. Топоров в предисловии к публикации фрагментов из «Дневников» увидел в личности Андрея Тургенева «закваску того круга, из которого он вышел» и воздействие выработанных московскими масонами практик «самоанализа с целью понять „темное“ в человеческой природе и в себе самом и преодолеть его» (Топоров 1989: 85).

23

В недавней монографии Л. М. Баткин написал о стремлении Руссо постоянно настаивать на своей особости и непохожести на других «как о всемирно значимом уникальном социально-историческом и социокультурном феномене» (Баткин 2012: 8). Заметим, что Ницше, ненавидевший Руссо именно за полную поглощенность собственной персоной, назвал его «первым современным человеком, в одном лице, идеалистом и canaille, которому потребовалось нравственное „достоинство“, чтобы не отпрянуть в ужасе от вида собственной персоны, больной от безудержного тщеславия и безудержного самобичевания» (Ницше 1993: 617).

24

Как и Веселовский, особый раздел своей работы Истрин уделил истории романа Андрея Тургенева с Екатериной Михайловной Соковниной. Обладая куда большим кругом источников, Истрин много полнее изложил обстоятельства этой драматической истории, однако также не сумел избежать важных промахов и ошибок, особенно там, где он пишет о развязке романа Андрея Тургенева и Екатерины Соковниной после его отъезда из Москвы в Петербург. Как пишет Истрин, «самое позднее в мае 1802 года между молодыми людьми произошел разрыв. По крайней мере, мы уже более не встречаем имени Катерины Михайловны в бумагах Андрея. По-видимому, роман кончился» (Истрин 1911а: 111). Это утверждение совершенно не соответствует действительности и, как будет видно из дальнейшего изложения, легко опровергается в том числе хорошо известными Истрину документами. Сходные неточности см. и у опиравшегося на работу Истрина Я. А. Гордина: Гордин 2002: 30–43.

25

Отдельная тема – многочисленные работы, где Тургенев фигурирует в качестве примера русской рецепции того или иного европейского писателя. Ряд, открытый еще в 1937 году классической книгой В. М. Жирмунского «Гете в русской литературе», был продолжен целым рядом исследований о русской рецепции Шиллера, Коцебу, Виланда, Винкельмана, Шекспира и др. См.: Жирмунский 1981: 60–64; Lotman 1958/1959: 424–426; Harder 1969: 45–74; Данилевский 1972: 41–43; Зорин 1996: 8–35; Ларионова 1995: 36–41; Guiseman 1971: 128–142; Данилевский 1970: 351; Заборов 1965: 84–85 и др. В недавней работе американского исследователя Дэвида Купера рассмотрены взгляды Андрея Тургенева на роль литературы в поисках национальной идентичности (Cooper 2010: 31–50).

26

«Дневник при внимательном его прочтении дает не одно свидетельство избранности юного поэта смертью и понимания им этого своего избранничества, готовности к ней. Для других, в частности и для родных, она, напротив, была столь неожиданна, что подлинные причины ее не могут считаться вполне известными» (Топоров 1989: 99; ср.: Веселовский 1999; Истрин 1913).

27

Эта надпись традиционно приписывалась А. П. Сумарокову, поскольку была включена Н. И. Новиковым в первое издание его «Полного собрания сочинений». Однако, как установила Н. Д. Кочеткова, во втором издании «Полного собрания…» Новиков отказался от этой атрибуции как от ошибочной (см.: Там же: 414).

28

Сведения, что их разница в возрасте составляла почти двадцать лет (см.: Анисимов 2013: 428), не подтверждаются дозволением на брак, выданным духовной консисторией: согласно ему, жениху было 37 лет, а невесте 45 и они оба овдовели в 1804 году (ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 7. Ед. хр. 44. Л. 2–2 об.).

29

См. список документов, хранившихся у правнучки Глафиры Ивановны М. П. Ржевской (РГАЛИ. Ф. 612. Оп. 1. Ед. хр. 1750. Л. 4–5 об.). В архиве Смольного института находится также предсмертное письмо Глафиры Ивановны императрице, где она пишет, что возвращает ей все ее бумаги, и просит не оставить ее мужа своим покровительством (ЦГИА СПб. Ф. 2. Оп. 1. Ед. хр. 24). Заметим, что публикатор мемуаров П. И. Бартенев оказался куда менее снисходителен, чем члены царствующей семьи. Опубликовав рукопись под заголовком «Памятные записки Глафиры Ивановны Ржевской», он, по сути дела, отказался признать ее второй брак законным.

30

Этот парадокс побудил Е. В. Анисимова высказать предположение, что брать Алымову «в жены Бецкой явно не хотел <…> Возможно, Бецкой действительно понимал, что такой брак с любимой всеми юной смолянкой покажется государыне мезальянсом и выльется в грандиозный скандал. Скорее всего, он хотел видеть в Алымовой свою фаворитку, сожительницу – такие дамы живали у него в доме и раньше, но при этом (если, конечно, можно верить мемуаристке) желал, чтобы решение об этом она приняла сама» (Анисимов 2013: 425). Конечно, возраст супругов сделал бы такой брак скандальным, но открытое сожительство своего приближенного с незамужней смолянкой и фрейлиной великой княгини было бы для Екатерины еще более неприемлемым. В дневниках французского дипломата шевалье де Корберона говорится, что незаконная дочь Ивана Ивановича Анастасия де Рибас, жившая в его доме, заболела из-за «боязни упустить Бецкого в виду его страсти к Алымовой» (см.: Корберон 1907: 171). Речь здесь идет о страхе потерять наследство – вероятно, матримониальные планы Бецкого обсуждались в петербургском обществе.

31

До 1814 года «Заира» исполнялась в Комеди Франсез больше 300 раз и собрала больше 270 тысяч зрителей. Для сравнения укажем, что вторая по популярности трагедия Вольтера «Танкред» собрала за это же время около 200 тысяч зрителей (см.: Goldzink 2004: 11, 17–19).

32

В Тульской областной универсальной научной библиотеке хранятся несколько томов «Энциклопедии» Дидро и Д’Аламбера с экслибрисом Глафиры Ивановны, представляющим собой герб рода Алымовых с вензелем Екатерины II, который она получила при окончании Смольного в качестве награды за успехи (Черепнин 1915 III: 117–118). Эта владельческая помета свидетельствует, что книги попали к ней после выпуска из института, но до замужества, когда она жила в доме Бецкого. В таком случае это мог быть только подарок самого Ивана Ивановича. С другой стороны, в одном из писем правнучки Глафиры Ивановны М. П. Ржевской В. Д. Бонч-Бруевичу приведен перечень сохранившихся книг ее прабабушки (РГАЛИ. Ф. 612. Оп. 1. Ед. хр. 1750. Л. 4–5 об.). В него входят музыкальная трагедия Тома Корнеля «Цирцея» и ряд комедий драматурга и актера Флорана Д’Анкура в изданиях первого десятилетия XVIII века. Ко времени молодости Алымовой этот репертуар был уже глубокой архаикой. Скорее всего, подбор книг также отражал литературные и театральные пристрастия ее наставника. Любопытно, что пьесы Д’Анкура отличались повышенной гривуазностью, вызывавшей нарекания утонченной публики (cм.: Blanc 1984).

33

Русский перевод этого фрагмента (cм.: Корберон 1907: 150) содержит существенные неточности.

34

В последний год пребывания смолянок первого выпуска в стенах института там было поставлено два спектакля, в которых в негативном свете была выставлена любовь монарха к девушке более низкого происхождения: «Гордый и неблагоразумный» Детуша и «Капризы любви, или Нинетта при дворе» Фавара (см.: Всеволодский-Гернгросс 1913: 382–384, 374–379; Destouches 1737; Favart 1771). Слухи о матримониальных планах Брюля, по-видимому, имели под собой какие-то основания. Через три месяца Корберон с недоумением отмечал в дневнике, что ему рассказали, что Брюль «плакался» дяде некоей мадемуазель Дуньи (Dougni) «на невозможность в данную минуту жениться на его племяннице» (Корберон 1907: 150).

35

По словам автора классического исследования о судьбе «Женитьбы Фигаро», «зал хором подхватил этот рефрен, рекомендованный к исполнению для всех театров, которые охотно включали в репертуар пьесу, столь хорошо подходившую к ходу политических событий, не забывая отметить, что прежде она была запрещена». В другой куплет публика вставила знаменитый революционный девиз «ça ira» (см.: Gaiffe 1928: 133–135; Robinson 1999: 128–129).

36

По словам исследователя этого жанра Ж. – П. Гвиккьярди, «в финале герои вместе с односельчанами поют и танцуют перед собравшимися придворными. Они остаются тем, чем всегда и были, – дивертисментом для вельмож» (Guicciardi 1980: 172–173).

37

«Приключение, многим известное», – сделал примечание А. С. Шишков, описавший этот эпизод (Шишков 1870 II: 303).

38

Интерпретация Трубецкого не вполне соответствует мысли самого Беме, у которого София, Божественная премудрость, говорит человеческой душе, что «хочет жить» в ее «внутреннем человечестве на небесах» и сохранить «жемчужину до рая». Она отказывается вернуть жемчужину душе, пока та не «совлеклась всего земного», и призывает ее утешиться созерцанием лучей, исходящих от драгоценности (Беме 1915: 36). О космологии и антропологии Беме см.: Weeks 1991: 93–129.

39

Подробней о специфической топографии масонской картины мира, уравнивающей путь вверх и путь внутрь, см.: Smith 1999: 120–122.

40

А. М. Пятигорский даже пишет о навязчивой пропаганде собственной секретности как о феноменологическом парадоксе масонства (см.: Piatigorsky 1997: xiii–xiv, 76–77).

41

А. Р. Курилкин показал, что книгоиздательская деятельность масонов строилась по тем же принципам: тайная типография Новикова публиковала книги, предназначенные для самих розенкрейцеров, типография Лопухина – для всех масонов, а университетская типография, находившаяся под управлением Новикова, для общей публики (см.: Курилкин 2002). Так же была устроена и масонская библиотека – доступ к тем или иным ее разделам зависел от степени посвященности (см.: Мартынов 1981: 97).

42

В своих письмах Новиков говорил, что ежедневно молится о даровании ему чувства христианской любви (см.: Новиков 1994: 33). В. В. Фурсенко, комментировавший письма Кутузова Тургеневу, предположил, что Кутузов имеет в виду И. Е. Шварца (Кутузов 1963: 331). Шварц, однако, умер 2 февраля 1784 года, за четыре с половиной года до написания этого письма; между тем очевидно, что речь в нем идет о недавних событиях.

43

А. И. Серков насчитывает 86 известных нам членов теоретического градуса, служившего подготовительной ступенью к вступлению во внутренний орден розенкрейцеров, из которых около 30 были членами самого ордена (см.: Серков 2003: 955–957). Ю. Е. Кондаков расширяет этот список соответственно до 106 и 38 человек (Кондаков 2012: 309–312).

44

По словам Храповицкого, его слова были «приняты благосклонно» (см.: Храповицкий 1901: 3–4).

45

Л. О’Мейли обращает внимание на сходство «Шамана сибирского» с «Тартюфом», состоящее в позднем появлении на сцене главного героя. В обеих комедиях выходу, соответственно, Тартюфа и шамана на сцену предшествуют долгие разговоры о них всех остальных персонажей (O’Malley 1997: 231).

46

Убеждая Эльмиру ответить на его страсть, Тартюф утверждает, что «для грехов любых / Есть оправдание в намереньях благих» (Мольер 1986: 79; пер. М. Донского). Комментатор Клод Бурки пишет, что, вкладывая в уста лицемера казуистическую ссылку на внутренние побуждения, Мольер воспроизводил традиционное клише антииезуитской полемики (см.: Molière 1971 II: 405).

47

М. Шруба отмечает единую композиционную логику в распределении шарлатанов различного происхождения по пьесам цикла. Калифалкжерстон из «Обманщиков» прибыл с Запада, Протолк и его подручные в «Обольщенных» представляют российских масонов, а сибирский шаман из одноименной пьесы – Восток (см.: Шруба 2006а: 421–425).

48

По словам Екатерины, если Роган действительно верил Калиостро, «ему следовало бы незамедлительно пустить кровь» (Там же). Через полгода суд оправдал кардинала, подтвердив правоту императрицы. Вместе с ним был оправдан и Калиостро. Недавний анализ перипетий этого скандала и его историографию см.: Стегний 2009: 95–180.

49

Воспоминания Ф. П. Лубяновского сохранили свидетельство митрополита Платона, рассказывавшего, как летом 1787 года императрица опасалась, что «мартинисты», как она тогда называла розенкрейцеров, могут покуситься на ее жизнь (см.: Лубяновский 1872: 187–188).

50

Более чем столетие спустя явная непропорциональность репрессий против Амбан-Лая вызвала порицание либерального историка А. Н. Пыпина: «Автор едва ли не лучше бы достиг своей цели (исправление нравов), если бы оставил дело на почве смешного, а не сводил бы его к уголовному суду: да кроме шамана занялся бы и купчихой. С уголовным судом, тем более старинным уголовным судом, комизм прекращается» (Пыпин 1916: 272).

51

Биограф Безбородко Н. И. Григорович категорически отверг эту версию на основании того, что в письмах к своему племяннику Г.П. Милорадовичу граф утверждал, что едет в Москву осматривать дом, заготовленный им на старость, и отдыхать, а в данном Архарову отпуске также говорилось, что тот едет в Москву по собственному желанию и домашним нуждам (Григорович 1879–1881 II: 96–99). Эти аргументы не выглядят убедительными. Если Безбородко и Архаров ехали в Москву с секретной миссией, это заведомо не могло отразиться ни в частной переписке, ни в открытых канцелярских бумагах. Из дальнейшей переписки Безбородко и Прозоровского, которую приводит сам Григорович, видно, что Безбородко контролировал надзор за московскими розенкрейцерами и передавал в Москву указания императрицы по этому поводу (Там же, 98).

52

Храповицкий отмечает, что Трубецкой, которому в прощении было отказано, «очень струсил» (Храповицкий 1901: 238). В 1818 году Карамзин в «Записке о Новикове» заметил, что, в отличие от двух «других главных московских мистиков», сосланных в деревни, «Лопухина, который отвечал смелее своих товарищей, оставили в Москве на свободе» (Карамзин 1867: 0162).

53

По подсчетам Е. С. Корчминой, Карамзин действительно мог получить сумму 1800 рублей из доходов с имения, но она составила примерно половину расходов, понесенных им за границей (Korchmina, Zorin, рукопись).

54

С 1790 года «Ручная библиотека» начала выходить в печатном виде, но по-прежнему распространялась только по подписке среди знакомых автора (см.: Карамзин 1984: 122).

55

Первый публикатор писем Плещеевой предположил, что под «Тартюфом» и «злодеем» она подразумевала Гамалею, вероятно основываясь на предании, что Гамалея писал план путешествия Карамзина (РС 1874 1: 65). Ю. М. Лотман и Б. А. Успенский отвели эту гипотезу на основании приведенной выше цитаты из письма Петрова, свидетельствующей о добром отношении Гамалеи к Карамзину (Карамзин 1984: 692). Плещеева, однако, обвиняет «Тартюфа» в злых умыслах, скрытых под маской наружной благожелательности, поэтому этот аргумент трудно считать убедительным. Вместе с тем предположение редакторов «Русской старины» кажется маловероятным в силу устойчивой репутации Гамалеи как человека, чуждого всякого лукавства (см.: Барсков 1915: 289).

56

Ю. М. Лотман оспорил это суждение В. В. Виноградова на том основании, что участие перечисленных членов розенкрейцерского ордена в «Московском журнале» было очень ограниченным (Лотман 1997: 205). Однако в условиях гонений и полицейских репрессий трудно было ожидать большего. Важным был знак взаимной лояльности, поданный с обеих сторон.

57

Его фрагмент печатался за три года до этого в издававшемся Карамзиным и Петровым журнале «Детское чтение». О датировке стихотворения см. комментарии Ю. М. Лотмана (Карамзин 1966: 376).

58

Трудно согласиться с категорическим утверждением М. Шрубы, полагающего, что на место звездочек «следует, безусловно, вставить фамилию певца Фелицы» (Шруба 2006б: 298).

59

А. Шенле полемизирует с мыслью об «эзотерической семантике» «Писем», исходя из представлений о высокой значимости для Карамзина популяризаторских и просветительских целей (см.: Шенле 2004: 65–67). Однако «многослойная» структура не только не противоречит этим целям, но способствует их эффективной реализации, стимулируя читателей любого уровня посвященности к поискам глубинных смыслов текста.

60

К. Ключкин специально обратил внимание на экономические метафоры, использованные в письмах: «Инвестиция Карамзина обернулась значительным успехом. Приобретя капитал идей и чувств, он сумел перевести его в сферу беллетристики и, по словам Болотова, „войти в кредит у публики“. Карамзину удалось „приохотить“ публику к своему сентиментальному товару и потом с успехом обменять его на деньги читателей, вернув таким образом суммы, затраченные в начале предприятия. В ходе организованной Карамзиным серии валютных обменов денег на эмоции и эмоций на деньги в России развивался сентиментализм и рос книжный рынок» (Ключкин 1997: 84). Суждение это в основном справедливо по отношению к литературной деятельности Карамзина в целом, но не к первой публикации «Писем русского путешественника». В среднем 250 подписчиков, плативших по 5 рублей в год (см.: Погодин 1866 I: 171), за два года издания «Московского журнала» могли обеспечить примерно 2500 рублей выручки, что, с учетом издательских расходов, далеко не окупало затрат на путешествие. По пристрастной оценке Трубецкого, Карамзин «от своего журнала разстроил свое состояние» (Барсков 1915: 94). Ср.: Клейн 2008: 194–199.

61

Именно момент переезда границы изображен на картинке, помещенной на фронтисписе первого издания «Писем» на немецком языке, – вероятно, издатели почувствовали всю символическую значимость этого акта (см.: Там же, 15, 715; Schönle 2000). Точно такой же эмоциональный ход Карамзин воспроизводит, описывая свое возвращение в Россию. На этот раз опыт странствий помогает ему заново пережить чувство принадлежности своей отчизне и силу родственных чувств: «Берег! Отечество! Благословляю вас! <…> Вы знаете, что трудно найти город хуже Кронштата; но мне он мил! Здешний трактир можно назвать гостиницею нищих; но мне в нем весело!» (Карамзин 1984: 388).

62

Карамзин признавался, что «имел великое почтение» к автобиографии Морица «Антон Райзер» (Карамзин 1984: 46), но взял себе за образец другое его произведение.

63

Ю. М. Лотман полагает, что реальной причиной изменения маршрута могли быть революционные волнения на юге Франции (Карамзин 1984: 639). Однако вне зависимости от биографических обстоятельств декларированные мотивы путешественника отражали эмоциональную модель, которую автор стремился донести до читателей.

64

Не столь важно, действительно ли персонажи письма Иванова читали «Бедную Лизу», или сюжет повести был им известен по пересказам. Для усвоения эмоциональной матрицы, порожденной литературным текстом, непосредственное знакомство с ним совершенно необязательно, популярность и репутация вполне способны заменить личные впечатления от чтения. «Бедная Лиза» читалась и по-своему интерпретировалась и в низовой среде. Ср. опубликованный и проанализированный Ю. М. Лотманом пересказ повести, принадлежавший грамотному мастеровому и подслушанный А. Ф. Мерзляковым у Лизиного пруда в августе 1799 года, в то же лето, в которое пруд посещал Иванов (см.: Лотман 1997: 615–620). Заметим, что сборник Карамзина «Мои безделки», где была напечатана повесть, мастеровой получил от монаха.

65

Дальнейшие ссылки на этот документ даются в тексте с указанием только номера листа.

66

По словам Артура Кэша, автора дефинитивной биографии Стерна, «„Журнал (дневник) для Элизы“ представлял собой озадачивающий переворот литературной традиции: вместо того чтобы выдавать вымышленный дневник за подлинный, Стерн, как кажется, представлял подлинный дневник в качестве литературного произведения. Конечно, он не стремился всерьез что-либо скрывать, само использование имен Дрейпер и Йорик обрекло бы подобную попытку на неудачу. Тем не менее ему удалось убедить многих почитателей и исследователей, что он писал свой „Дневник“ в расчете на публикацию». Кэш признавался, что и сам первоначально предполагал, что Стерн планировал напечатать «Дневник», и, хотя в дальнейшем ученый отказался от этой гипотезы, он все же продолжал определять этот текст как «публичный (public) документ» (Cash 1992: 285–286).

67

«Завязку в сочинении составляют несчастия, или какие-нибудь препятствия, кои должно преодолеть, чтобы достигнуть своей цели. Между тем я описываю прелести любви, блаженство супружества, нежные попечения родительские, вечные радости, беспрерывные наслаждения, какие тут могут быть завязки? <…> Успел ли я в своем намерении? Не знаю. Но только знаю то, что несравненно легче изображение несчастья нежели прелестей чистейшего блаженства», – писал двумя десятилетиями позже русский литератор Иван Георгиевский в предисловии к своему роману «Евгения», в котором он пытался изобразить незамутненное семейное счастье (Георгиевский 1818 I: xxxi). Вероятно, он не слишком «успел в своем намерении», поскольку его роман не пользовался успехом и остался совершенно неизвестен читающей публике.

68

Для образованного русского дворянина-литератора конца XVIII века подобная коллизия не была вовсе исключительной. Державин, как показала И. Ю. Фоменко, не сумел одновременно изобразить себя и как государственного деятеля, и как поэта и потому был вынужден прибегнуть одновременно к двум автобиографическим нарративам – «Запискам» и «Объяснениям на сочинения Державина» (см.: Фоменко 1983: 152).

69

Это письмо, обращенное к «Александру Андреевичу», было с ошибками напечатано А. Я. Бирюковым (Бирюков 1908: 549–550). Бирюков, в частности, неверно указал адресата письма, сочтя им генерала Беклешова, который был полным тезкой Безбородко, но никогда не был «светлейшим князем» и не мог именоваться «Ваша Светлость».

70

Возможно, к этому же эпизоду относится и письмо Муравьева наследнику престола, великому князю Александру Павловичу, где он просит о дозволении приехать для объяснения «крайней необходимости» (Топоров 2001–2007 III: 387).

71

По словам того же Павла Радищева, его дед Николай Афанасьевич отказывался признать своих новых внуков: «Или ты татарин, – вскричал он, когда возвратившийся из ссылки знаменитый сын его объявил ему о трех новых детях, привезенных им из Сибири, – чтоб жениться на свояченице? Женись ты на крепостной девке, я б ее принял, как свою дочь» (Биография 1959: 84)

72

Глафира Алымова и Елизавета Рубановская были ближайшими подругами со времени их совместной учебы в Смольном институте. Впоследствии Глафира Ивановна вспоминала в «Записках», что Рубановская осталась ее «единственным, искренним другом до последней минуты своей жизни. С обеих сторон чувство доходило до совершенной преданности. По смерти ея я имела счастие оказать услуги ея семейству, детям и тем исполнила священный долг, заплатив за ея дружбу, которая до того времени не требовала от меня ни малейшаго пожертвования» (Ржевская 1871: 13–14). Ржевская поддерживала регулярную переписку с изгнанниками, посылала им «необходимые вещи», заботилась о двоих старших сыновьях, вверенных ее попечению. В апреле 1794 года она просила Воронцова «продолжения милости для несчастных» и рассказывала ему, что Николай и Василий Радищевы «хороши собою, прекрасно воспитаны» и «так еще чисты сердцем и нравственностью». По словам Ржевской, «слова их несчастного отца», доверившего их ей «в последнем письме», разрывали душу, и ее «самые большие угрызения вызывались невозможностью посвятить им все силы» (Троцкий 1933: 452). Две женщины, которых в ранней юности научили следовать правилам, а не обычаям, навсегда сохранили привязанность друг к другу.

73

Датировка «Дневника» являлась предметом продолжительной научной дискуссии. В. П. Гурьянов первым предложил датировать его последним годом жизни писателя. Эта хронология поддержана «Словарем русских писателей XVIII века» (см.: Гурьянов 1960; Кочеткова 2010). Обоснование датировки и обзор историографии вопроса см.: Зорин 2012. К аргументам, приведенным в этой статье, следует добавить соображение, изложенное А. А. Костиным в электронном письме автору от 17 апреля 2012 года. Костин обратил внимание на то, что повествователь «Дневника» проводит день на Волковом кладбище. Между тем от дома, где Радищев жил до ареста, на Преображенской Полковой (нынешней Марата), до Волкова кладбища идти в два раза дальше, чем до Александро-Невской лавры, где была похоронена А. В. Радищева (Рубановская). Наоборот, прогулка до Волковой деревни из улиц между Фонтанкой и Обводным, где квартировал Радищев в 1802 году, выглядит вполне естественной.

74

Г. А. Гуковский отрицал документальную природу «Дневника» в том числе потому, что он датировал его первой половиной 1770-х годов, что не позволяло обнаружить параллелей между содержанием произведения и реальными обстоятельствами биографии автора (см.: Гуковский 1936: 166). Как отметил Р. Боден, эстетика сентиментализма «старалась затушевать границу между документальным и художественным началом в пользу логики, которая позволяет автору разделить с читателем свой аффективный опыт» (Боден 2011: 289).

75

Т. Пейдж озаглавила свою статью о «Дневнике» «Radischev’s Sucidal Despair», хотя и датировала его 1791 годом (см.: Page 1988).

76

М. Г. Фраанье предположил, что Карамзин мог иметь в виду покончившего с собой в 1792 году М. Г. Сушкова. Его книга «Российский Вертер», где герой-самоубийца оставляет на столе трагедию Аддисона, раскрытую на монологе самоубийцы Катона, вышла в 1801 году (см.: Фраанье 1995: 160–161). Это предположение невозможно отвергнуть, однако оно не противоречит гипотезе Лотмана. Обсуждая «катоновские» самоубийства, Карамзин вполне мог иметь в виду и Сушкова, и Радищева, известие о смерти которого должно было дойти до Москвы в те самые дни, когда Карамзин писал свою заметку.

77

В поздней работе Ю. М. Лотман существенно смягчил свою позицию: «Само самоубийство автора „Путешествия“ выглядит как мгновенное, под влиянием аффекта, необдуманное действие. Радищев думал о самоубийстве долгие годы, но в момент действия все оказалось роковым образом неподготовленным» (Лотман 1994: 267).

78

Едва ли имеет смысл обсуждать гипотезу Д. С. Бабкина, считавшего смерть Радищева результатом несчастного случая (см.: Бабкин 1966: 265). Давно опровергнутая многими исследователями (см.: Карякин, Плимак 1966: 238–239; Татаринцев 1984: 234–237 и др.), она недавно была вновь взята на вооружение В. К. Кантором (см.: Кантор 2006: 83–84). При этом, если Д. С. Бабкин полагал, что несгибаемый революционер не мог опуститься до такого малодушного поступка, как самоубийство, то В. К. Кантор, напротив, дает понять, что сторонник культурного опрощения, апологет крестьянского бунта и противник европеизированной монархии Екатерины II Радищев не был в состоянии подняться до духовной драмы, которой требовал такой поступок. При таком подходе исследователям приходится игнорировать и вопрос, заданный умирающему Радищеву лейб-медиком Виллие, и свидетельства И. М. Борна, Н. С. Ильинского и тех в высшей степени осведомленных современников, с которыми беседовал Пушкин (см.: Борн 1979: 189; Немировский 1991), не говоря уже о воспоминаниях сыновей писателя.

79

Мы исправили произвольную конъектуру Г. А. Гуковского, изменившего слова «карают Беверлея» на «играют Беверлея» (Радищев 1938–1952 I: 140). По мнению Гуковского, «очевидно, что это ошибка чтения автографа», «смысл и стилистический характер текста указывают на это» (Там же, 459). Больше никаких аргументов в обоснование своего текстологического решения он не приводит. Герой трагедии, о которой идет речь у Радищева, попадает в тюрьму, поэтому чем по смыслу, да и по стилистике, не устроило публикатора слово «карают», остается неясным.

80

К фразе «Кто же поручится мне, что и я сам себе злодей не буду?» в первом издании «Дневника» сделано примечание: «Сие сбылось через несколько лет» (Радищев 1811: 15). Г. А. Гуковский считал это примечание авторским и относил его к аресту и ссылке Радищева (Радищев 1938–1952 I: 460). Эта точка зрения была опровергнута П. Н. Берковым, указавшим на издательский характер примечания, напоминавшего о самоубийстве писателя (Берков 1949: 415).

81

Большая часть архивных материалов, которые цитируются в настоящей книге, хранится в фонде 309 (Тургеневы) РО ИРЛИ. Дальнейшие ссылки на этот фонд приводятся только с указанием номеров единицы хранения и листа.

82

Семья актеров вскоре распалась из-за конфликтов вокруг дележа доходов от коммерческих бань, по сей день носящих их имя (Горбунов 1904: 335).

83

Незабудка была одним из самых популярных цветков для авторов песен и романсов. В сборнике стихотворений разных авторов, сохранившемся в бумагах Тургеневых в ГАРФ, переписано стихотворение Державина «Незабудочка» (РГАДА. Ф. 1634. Оп. 1. Ед. хр. 25. Л. 4), которое сам автор в рукописи датировал 22 июля 1809 года (см.: Державин 1866: 12).

84

В переводе Тургенева: «Кто нашел себе милую супругу, тот смешай с нами восторг свой» (276: 13 об.).

85

В своей первой записной книжке Тургенев привел отзыв Августа фон Коцебу о шиллеровской оде: «Каждая строка носит на себе печать совершенства, каждая восхищает сердце, наполняет его небесными ощущениями. Я не знаю ни одного бедствия человеческого, для которого бы ета песнь не имела в себе хотя капли усладительного бальзама. Да будет благословен Певец! Он облегчил некогда и мое стесненное сердце» – и приписал: «По моему мнению, все точная правда. Щастлив, очень щастлив, кто ее знает, она принесет тому много сладостных минут и великое облегчение в минуты мрачные!» (276: 19 об.)

86

Полутора годами позже, в начале 1801 года, на заседаниях Дружеского литературного общества Мерзляков начал две свои первые речи прославлением «небесной радости, эмблемы блаженства человеческого», которую он называл «красотой небес, вечноюной и благодатной» (618: 10–11). Призывы «благословить радость» и ее «священный храм» сопровождались обильными цитатами из оды Шиллера.

87

«Le compère Mathieu, ou, Les bigarrures de l’esprit humain» (1778) – эротический роман Анри-Жозефа дю Лоранса, одно время приписывавшийся Вольтеру. «Foutro-manie» (1775) – порнографическая поэма Габриэля Сенака де Мейана.

88

«Дева солнца» – драма Коцебу.

89

«Преступник из тщеславия» – пьеса Иффланда.

90

Признание героини трагедии в неспособности устоять перед искушениями, исходящими от убийцы ее жениха, смущало читателей, зрителей, критиков и исследователей начиная с Гете и вплоть до сегодняшнего дня (см.: Wells 1983–1984; Lamport 1981: 175–186).

91

В 1796 году в автобиографическом литературном путешествии «Филон», построенном по образцу одновременно стерновского «Сентиментального путешествия» и карамзинских «Писем…», Иван Мартынов писал: «Дети <…> для нравственной вашей жизни довольно только чувствовать, поражаться… ищите трогательных явлений; принудите себя быть оных свидетелями; <…> часто из школы угрюмого учителя выходим мы с пустым, хладным сердцем; а на лице несчастных читаем наставление, которое печатлеется глубоко в нашем чувственном составе. Не знаю почему, но я нахожу больше уроков для себя в бедной, помешанной Марии, сидящей под ивою с милым ее Сильвио, пережившим верность ее любовника и козочки, нежели во всех с важным видом произнесенных правилах (Мартынов 1796: 58–59). Мария этого фрагмента – это и героиня «Сентиментального путешествия», и реальная девушка, с которой можно столкнуться во время путешествия.

92

На сходство имен героини Шиллера и возлюбленной Тургенева обратил внимание Х. – Б. Хардер (cм.: Harder 1969: 56).

93

Любопытно, что при цитировании Лотман опускает слова «которого я описал выше» (см.: Лотман 1997: 698), показывающие, что Тургенев осуществлял творческую переработку своих впечатлений от разговора с Кайсаровым.

94

Пьеса Коцебу.

95

Имеется в виду Пауль Готфрид Куммер – издатель пьес Коцебу.

96

Возможно, обращаясь за протекцией к Ростопчину, И. В. Лопухин не представлял себе, насколько новый руководитель дипломатического ведомства ненавидит масонов и, особенно, самого Лопухина. Позднее, уже в царствование Александра, Ростопчин даже написал донос на «мартинистов», где обвинял Лопухина в намерении убить императрицу Екатерину (Афанасьев 1875: 77).

97

Слово «нос» служит здесь прозрачным эвфемизмом, встречающимся и в других местах дневника (см.: 271: 51 об.).

98

От фр. feuilleter – листать, перелистывать.

99

Г. Гиземан приводит ряд анекдотов о Коцебу, появившихся позже в русской печати (см.: Giesemann 1971: 128–129), однако все они носят критический характер. Маловероятно, чтобы, планируя открыть свое издание переводами из Коцебу, молодые люди собирались напечатать анекдот, отрицательно характеризующий его самую знаменитую пьесу.

100

Тема собачьей преданности была очень популярна в сентиментальной литературе. Ср.: «Бедный с собакой. Отрывок из Стернова сочинения» (МЖ III: 277–282; в действительности этот фрагмент Стерну не принадлежит), «Усердие собаки к своему господину» П. И. Шаликова (ПППВ XVII: 295–299) и др. Очерк «Верная собака» переводил брат Андрея Тургенева Александр (Там же, XX: 257–258).

101

У Гете, впрочем, в первых двух случаях тоже «eines Kranken» и «Krankheit» (Goethe 1961: 189), так что увидеть в этом рассуждении параллель к собственному положению для Андрея Ивановича было вполне естественно.

102

И. Виницкий, анализирующий эту запись Тургенева, не вполне точно приписывает мысли, с которыми спорит автор дневника, самому Беме (Vinistky 2015: 43–46).

103

Отправившись на следующий день к заутрене по случаю своих именин, Андрей Иванович обратил внимание на цитату из псалма, имевшую, как ему показалось, «некоторую связь с этой пьеской» (271: 16 об.). «Зима» произвела положительное впечатление и в кругу розенкрейцеров. И. В. Лопухин решил напечатать ее и отослать Ростопчину в качестве дополнительного аргумента в поддержку ходатайств об определении Тургенева в лондонскую миссию (271: 32).

104

Савинское – подмосковная усадьба И. В. Лопухина, где Тургеневы часто и подолгу гостили в 1780-х годах, до ссылки Ивана Петровича в Симбирскую губернию (об усадьбе см.: Гаврюшин 2001).

105

Е. К. Беспалова и Е. К. Рыкова, впервые опубликовавшие с небольшими купюрами эти заметки, утверждают, что, «говоря о „дурных мыслях“, появляющихся в голове юного Андрея, можно полагать, что он имел в виду то положение отца, в котором Иван Петрович вынужден был находиться в то время, то есть ссылку старшего Тургенева» (Беспалова, Рыкова 2011: 130). Представляется, что записи Андрея Ивановича не дают никаких оснований для подобного истолкования.

106

22 августа после того, как он несколько дней читал «журнал Карамзина», Тургенев сообщает, что «на постеле читал Геснера. Он мне в самом деле показался таким, каким описывал его г. Карамзин» (269: 8). В «Детском чтении» был напечатан целый ряд переводов идиллий Гесснера и идиллия, посвященная его памяти, сопровождавшаяся, как пишет Э. Кросс, «послесловием, где в стихах и прозе воздавалась дань покойному писателю» (Кросс 1969: 214–215).

107

Цитата из стихотворения Карамзина «Послание к женщинам».

108

Тургенев уехал в Петербург только через год, но не забыл о своем давнем намерении – в одном из первых писем, посланных родителям, он просил передать привет Карамзину и особо поблагодарить его за «Детское чтение» (см.: 1231: 28; ср.: Истрин 1911: 70), а в следующем письме повторил, что очень бы «желал, чтобы Карамз<ин> видел изъявление моих сердечных чувств к нему» (1231: 29 об.).

109

Ср.: «Она упала на мои руки и после минутного молчания, сквозь теплый ручей катящихся слез произнесла прерывающимся голосом: „Люблю тебя!..“ В эту минуту душа моя наслаждалась небесным блаженством, утопала в море сладостей! Я заключил в свои объятия любезную – на сердце моем слышно было биение ее сердца, каждый вздох ее влетал в грудь мою и вырывался оттуда с моим вздохом, ее и мое имя попеременно умирало то на ее устах, но на моих… Но я молчу и оставляю вам чувствовать эту сцену, ее описывать невозможно» (Измайлов 1979: 155).

110

Единственный отрывок из перевода, который Тургенев опубликовал под тем же заглавием «Письмо к другу», также связан с темой детства – это письмо от 9 мая из второй части, где Вертер рассказывает, как он посетил места, где жил мальчиком (см.: ПППВ XIX: 107–108).

111

«Где я Природу полюбил, / Ей первенцы души и сердца – / Слезу, улыбку – посвятил. / И рос в веселии невинном, / Как юный мирт в лесу пустынном» (Карамзин 1966: 60).

112

Брошюра «Черты из жизни <…> игуменьи Серафимы С.» опубликована анонимно, но экземпляр РГБ (шифр R 453/30) содержит дарственную надпись: «Возлюбленному в Господе отцу иеромонаху Леониду на память от князя Дмитрия Урусова. Апреля 4 1861», сделанную теми же чернилами, что и многочисленные авторские исправления в печатном тексте. Это позволяет атрибутировать ее литератору и шахматисту Дмитрию Семеновичу Урусову.

113

Небольшой фрагмент из «Автобиографии» на английском языке см.: Russian Women 2002: 274–279.

114

А. Н. Неустроев приписывает этот материал издателю журнала П. А. Сохацкому (Неустроев 1874: 775), но содержание не оставляет никаких сомнений насчет авторства.

115

Клятвы быть «вечно привязанным» к Журавлеву Александр Иванович не исполнил. В 1831 году он писал в дневнике, что «по кончине Мерзлякова» «самым старым приятелем брата Андрея» сделался Кристиан Иванович Герке, и добавлял: «Журавлева считать в числе приятелей не хочется» (325: 40 об.). Вероятнее всего, эта перемена связана со службой Журавлева в качестве делопроизводителя в Верховном уголовном суде, вынесшем приговор декабристам, включая Николая Ивановича Тургенева.

116

Точки после буквы «л» поставлены автором. Чтение «любим ею» предложено А. Н. Веселовским (Веселовский 1999: 69–70). В. М. Истрин предлагал чтение «любить ея» (АБТ: 187), но вариант Веселовского выглядит убедительнее.

117

Другие публикации Андрея Тургенева в «Ипокрене» неизвестны. В. Беспрозванный без всяких аргументов приписывает ему «переводы, подписанные криптонимами ”А.Т.“ и ”Т.“ (см.: Беспрозванный 1994: 41), но эта атрибуция выглядит малоубедительной. Во-первых, публикации Андрея Тургенева в журналах под такими криптонимами неизвестны – свои переводы в «Приятном и полезном препровождении времени» он печатал под полным именем или прозрачными сокращениями, в частности, чтобы отличаться от брата, который тоже прибегал к вариантам полной подписи (см.: Неустроев 1898: 700). Во-вторых, характерное для многих из этих переводов пастушеское рококо совершенно не отвечает манере и вкусам Тургенева. В-третьих, на страницах «Приятного и полезного препровождения времени» и наследовавшей ему «Ипокрены» публиковалось немало авторов с подходящими инициалами: А. Таушев, А. Тейльс, А. Тирион, А. Турчанинова и др. (см.: Там же, 679, 681, 702).

118

Эта цитата из раннего философского эссе Шиллера «Любовь» несколько раз повторяется в различных набросках Тургенева (см.: 271: 52 об.; РО РНБ. Ф. 286. Оп. 2. Ед. хр. 320. Л. 2–2 об.; см.: Зорин 1996: 13–18).

119

Первые слова этой цитаты в оригинале звучат: «Now warm in love…» (Pope 1964: 322). Ошибка, сделанная Тургеневым, впрочем, не является вовсе произвольной, так как слова «warm in youth» встречаются в тексте в другом месте (Ibid., 329).

120

В. Э. Вацуро и М. Н. Виролайнен датируют их 1799 годом (ЖРК: 373). Однако 20 сентября 1800 года Тургенев писал Жуковскому, что желал бы «лично» узнать Анну Федоровну Соковнину (Там же, 372), из чего следует, что они еще не были знакомы. Первый визит Андрея Ивановича к Соковниным состоялся только в феврале 1801-го (272: 2 об. – 3).

121

Перевод пьесы Коцебу, которую Андрей Иванович Тургенев сдал в цензуру еще в 1798 году. Пьеса была разрешена в начале 1799 года, но вышла в свет только в 1803-м. Вероятно, Тургенев правил свой старый перевод (см.: ЖРК: 360, 363, 391).

122

Речь идет о И. В. Лопухине.

123

Как отмечает У. Редди, посылка любовных писем, вложенных в любовные романы, была в предреволюционной Франции частым приемом соблазнения (см.: Reddy 2001: 185).

124

В публикации слово «жестокой» заменено точками (Отчет 1893: 123; ср.: Веселовский 1999: 71), но текст оригинала (ОР РНБ. Ф. 286. Оп. 2. Ед. хр. 140. Л. 1 об.) читается вполне отчетливо.

125

Об аналогичных проблемах, возникавших в переписке Жуковского с М. А. Протасовой, чьи отношения были также сложно связаны с руссоистскими моделями, см.: Степанищева 2009: 47–52; Vinitsky 2015.

126

Утверждение В. М. Истрина о том, что роман Тургенева с Екатериной Михайловной на этом кончился (см.: Истрин 1911: 111), не соответствует действительности – упоминания о продолжающихся отношениях отыскиваются в его переписке и дневниках вплоть до последних дней его жизни.

127

Великая княгиня была женой австрийского эрцгерцога Иосифа и умерла годом раньше при родах, не дожив до 18 лет (см.: Воловик 2005: 230–245; репродукцию картины, которую видел Тургенев, см.: Там же, 237).

128

Еще в 1801 году, в пору встреч Дружеского литературного общества, Кайсаров писал Тургеневу: «Ты думаешь, что обидел меня, сказав, что я дополнительное количество в вашем собрании; конечно мне неприятно было это, но ты сам знаешь, что я к вам не напрашивался, видя, что в словесности с вами не равен» (50: 57 об.).

129

Н. А. Мельгунов, опиравшийся в основном на слухи и предания, ошибочно указывал, что Диц умер в 1798 году (см.: Мельгунов 1842: 14).

130

«Così trapassa al trapassar d’un giorno / Della vita mortale il fiore, e ’l verde: / Nè perchè faccia indietro April ritorno, / Si rinfiora ella mai, nè si rinverde. / Cogliam la rosa in sul mattino adorno / Di questo dì, chè tosto il seren perde: / Cogliam d’Amor la rosa: amiamo or quando / Esser si puote riamato amando» [«Дня одного довольно, чтоб увял / Цветок всей нашей жизни: ежегодно / Весною обновляется природа, / Но молодости нашей нет возврата. / Сорвем же розу утром: день пройдет, / И к вечеру она уже поблекнет; / Сорвем скорей цветок любви и будем / Любить, пока любить самих нас могут!» (пер. В. С. Лихачева)].

131

Младшим братьям Тургенева Николаю и Сергею Ивановичам было в то время соответственно 12 и 9 лет.

132

Матвей Яковлевич Мудров, выпускник медицинского факультета Московского университета и друг семьи Тургеневых, ученик Рихтера, у которого лечился Андрей Иванович. Позднее учился с Александром Тургеневым и Андрем Кайсаровым в Геттингене (см.: АБТ: 277–279).

133

В публикации это письмо датировано 20 сентября / 8 октября (Марченко 1980: 21). Это, конечно, ошибка, поскольку даты по старому и новому стилю не совпадают. Возможны варианты: 26 сентября / 8 октября, 20 сентября / 2 октября и, наконец, 8/20 сентября.

134

«Come Abelard! for what hast though to dread? / The torch of Venus burns not for the dead; / Nature stands check’d Religion disapproves; / Ev’n thou art cold – yet Eloisa loves. / Ah hopeless lasting flames like those that burn / To light the dead, and warm th’unfruitful urn» (Pope 1964: 340–341).

135

«Love, free as air; at sight of human ties, / Spreads his light wings and in a moment flies» (Pope 1964: 325–326).

136

«Such, if there be, who loves so long so well; / Let him our sad, our tender story tell; / The well-sung woes will soothe my pensive ghost / He best can paint’em who shall feel’em most» (Pope 1964: 348–349).

137

Тургенев датировал свои записи в венском дневнике по обоим стилям. В дальнейшем, кроме специально оговоренных случаев, мы будем пользоваться старым стилем.

138

Шевалье Станислас-Жан де Буффлер (Boufflers; 1738–1815) – поэт и маршал Франции.

139

«Нетерпеливо желаю знать, какова Вигано в Waldmärchen (балет Поля Враницкого, 1796. – А.З.), дрожу за нее. Но любовь утешит ее во всех неудачах. <…>, когда она с тобою, а там брат хоть трава не расти. Je vous charge de presenter l’homage à Mr. et à Mdme Vigano ainsi qu’à son amiable soeur… [Прошу передать привет господину и госпоже Вигано, как и его любезной сестре (фр.)] O мадам Giona! Как ты мила! (ОР РГБ. Ф. 41. Карт. 138. Ед. хр. 21. Л. 1 об., 2–2 об.).

140

Три письма Тургенева из Петербурга в Вену были опубликованы А. А. Сабуровым в томе «Письма Александра Тургенева Булгаковым» с ошибочной атрибуцией Александру Ивановичу Тургеневу и вытекающей из нее неверной датировкой 1805 годом, когда Александр Иванович вернулся в Россию из Геттингена (см.: Тургенев 1939: 49–54). Однако ни почерк, которым написаны письма, ни их содержание не позволяют сомневаться в авторстве Андрея Ивановича. К двум из трех этих писем к подписи «А. Тв.» прибавлено «Бобон» (ОР РГБ. Ф. 41. Карт. 138. Ед. хр. 11. Л. 6 об., 10 об.). Тургенев писал Кайсарову, что так его прозвали венские друзья (840: 18 об.). Еще одно письмо Андрея Тургенева Булгакову см.: ОР РГБ. Ф. 41. Карт. 138. Ед. хр. 21. Все письма цитируются по рукописи.

141

Редут – венский бал с особым регламентом, по которому дамы носят маски, а кавалеры нет. Первоначально проходил в редутных залах императорского дворца, потом переместился в оперу.

142

Неточная цитата из стихотворения Вольтера «Светский человек» («Le Mondaine», 1736).

143

В истории литературы более известна героиня романа Мари-Жан Риккобони «Письма мисс Фанни Батлер», благородная буржуазка, соблазненная и брошенная лордом. Написанный в форме писем оставленной женщины к своему любовнику, этот роман продолжает традицию, созданную Гийерагом и Поупом (cм.: Вачева 2006; Stewart 1976). Свидетельств знакомства Андрея Тургенева с этим произведением у нас нет.

144

О противопоставлении в романе небесной любви Франциски и демонической страсти Лауретты см.: Kluckhohn 1931: 218. Обе героини становятся в итоге жертвами своих чувств.

145

Каким образом тенору удалось «отвергнуть» баронессу, сказать невозможно, семантика этих дружеских шуток уже не поддается реконструкции. Возможно, «оставивший» ее Фридрих-Вильгельм – это герцог Брауншвейг-Вольфенбюттельский, женившийся 1 ноября 1802 года на Марии Баденской, сестре российской императрицы Елизаветы Алексеевны. Отметим также, что в записке говорится о «княжне», которая может завладеть вниманием Александра Булгакова. В своих письмах ему из Вены Григорий Гагарин отвечает на вопросы корреспондента о княгине Гессе и ее дочери (ОР РГБ. Ф. 41. Карт. 70. Ед. хр. 14. Л. 14).

146

Ни тот ни другой не были связаны с Тиролем, но, как уже говорилось выше, это обстоятельство не представляется существенным.

147

В своих воспоминаниях Рибопьер писал: «В 1803 году старшая сестра моя, Елисавета Ивановна, вышла замуж за Александра Александровича Полянскаго, сына столь известной графини Елисаветы Романовны Воронцовой. Матушка хотела, чтобы я был на сватьбе. Я поскакал курьером. При выезде из Кракова, в 26 градусный мороз с страшною метелью, меня вывалили из саней. Я расшибся, заболел и принужден был семь недель жить в Кракове, на попечении семейства Чарторыжских, которые ходили за мною как родные» (Рибопьер 1877: 500).

148

По мнению Р. Г. Лейбова, эта снисходительная позиция была ответом Карамзина на известные ему полемические выпады Андрея Тургенева в свой адрес (см.: Лейбов 1998; ср. также: Фрайман 2002: 17–35). Возможно также, Карамзин таким образом выразил свое недовольство настойчивостью И. П. Тургенева, просившего «скорее напечатать» дилетантское и неотделанное произведение.

149

То есть в замечании.

150

В публикации это письмо датируется началом мая по содержанию. Как указывает М. Н. Виролайнен, Тургенев откликается на беспокойства родителей в письме от 25 мая (ЖРК: 427). Исходя из характера переписки (подробнее см. ниже), невозможно допустить, что Тургенев целый месяц не отзывался на подобного рода подозрения. Соответственно, это письмо, на наш взгляд, должно быть датировано 20-ми числами мая.

151

По воспоминаниям А. С. Писчевича, Илья Гаврилович был «старичок предобрый и честный, не ведущий вовсе, что в его губернии делалось, в которой управление вмешивалась его жена, и потому всегда губернаторшу называли Ильей Гавриловичем, а губернатора Марьей Семеновной» (Писчевич 1885: 157; ср.: Зацаринина 2010).

152

Точно идентифицировать предмет страсти Павла Нефедьева нам не удалось. Не исключено, что речь идет о Елизавете Петровне Гартонг, в 1807 году вышедшей замуж за Николая Порфирьевича Дубянского, впоследствии ставшего сенатором.

153

Уже закончив письмо, Гагарин узнал о смерти Тургенева и распечатал конверт, чтобы сделать приписку: «Je n’ouvre ma lettre pour vous apprendre la plus triste nouvelle qui jamais aye fait impression sur mon coeur. Tourgeneff ce même Tourgeneff dont vous m’aviez demandé des nouvelles, mon meilleur ami, j’étois fier de son amitié. Le même dont je vous parlais il y a deux heures en plaisantant. Eh bien! Pleurons ensemble il est mort! mon Dieu, pleurons, je l’ai bien connu. Vous seriez vous attendre à une perte aussi sensible, regrettez le, si jamais quelqu’un a été digne de l’être c’est lui. Par la poste prochaine je vous enverrai des vers qu’il venait de composer et qu’il m’avoit envoyé» [«Я вновь открыл это письмо, чтобы сообщить вам самую грустную новость, которая когда-либо воздействовала на мое сердце. Тургенев, тот самый Тургенев, о котором вы меня спрашивали, мой лучший друг, я гордился его дружбой. Тот самый, о котором я писал вам два часа назад в шутку. И вот! Будем плакать вместе, он умер! Боже мой, будем плакать, я хорошо его знал. Вы знаете, как чувствовать такую потерю, если кто-либо когда-то был достоин жить, то это он. Со следующей почтой я отправлю Вам стихи, которые он недавно написал и послал мне» (фр.)] (Там же, 27–27 об.). Гагарин действительно отправил Булгакову в следующем письме стихотворение «Сыны отечества клянутся…» и завершил его сентенцией Руссо «Ainsi s’éteint tout ce qui brille un moment sur la terre!», поставленной Тургеневым в качестве эпиграфа к «Элегии» (Там же, 28). О своем потрясении писал брату и Александр Булгаков, подшучивавший над Тургеневым еще язвительнее Гагарина: «Но кто бы подумал, что милый наш Тургенев в Вене навеки с нами простился? Жаль брат, очень, очень. Бедный его брат Александр, который так его любит! Каково ему? Каково Андрею умереть не в руках родителей, не обнять их хоть в последний раз? <…> Дай Бог ему царства небеснаго и лучшего жребия на том свете» (Булгаков 1899: 24).

154

Андрей Иванович писал 19 марта родителям, что знаком с Даниловым, который помогал передать императору первый том труда А. – Л. Шлецера «Нестор», присланный из Геттингена Александром Тургеневым (2695–2698: 44 об.; см. также: АБТ: 87, 90). Иван Данилович Данилов (1768–1852) служил в военной канцелярии у великого князя Константина Павловича, адъютантом которого был Павел Нефедьев. О каком «безумном поступке» говорит Тургенев, неизвестно. И. Д. Данилов отнюдь не лишился рассудка, но сделал блистательную карьеру и дослужился до генерала и тайного советника.

155

В феврале 1800 года Тургенев выписал в дневник цитату из романа Виланда «Агафодемон»: «Каждый самостоятельный человек обладает своей собственной индивидуальной формой духа; обладал таковой и тот выдающийся смертный (Иисус. – А.З.), о котором шла речь; и, несомненно, вряд ли можно было бы снять обвинение в мечтательстве с человека, который до такой степени взял бы его себе за образец, что утратил бы при этом свою собственную форму» (271: 49 об.; пер. А. Койтен). Интерес Андрея Ивановича к этому, резко антицерковному, высказыванию, очевидно, связан с его полемической направленностью против мистической идеи подражания Христу, имевшей исключительное значение для круга московских масонов. Еще в марте 1803 года Тургенев посылал родителям из Петербурга трактат Фомы Кемпийского «О подражании Иисусу Христу» (2695–2698: 38).

156

«Я не мог так долго ждать и, пока другие еще сидели за столом, ускользал и бросался один в лодку, которую направлял на середину озера, когда оно было спокойно; вытянувшись во весь рост на дне лодки и устремив глаза к небу, я позволял воде медленно относить меня в любую сторону; иной раз я лежал так несколько часов подряд, погруженный в тысячу смутных, но восхитительных грез, которые, не имея определенного и постоянного предмета, тем не менее были мне во сто раз милее всех так называемых жизненных наслаждений, даже самых приятных» (Руссо 1949: 626; пер. Д. А. Горбова). У Руссо речь идет об озере, а у Тургенева о реке, но это разночтение могло быть вызвано ошибкой памяти.

157

Как сформулировал Ю. М. Лотман, Тургенев вносит в русскую поэзию «реализацию одной из основных тем романтической лирики: раннего разочарования и преждевременной старости души» (Поэты 1971: 825).

158

О связи этой эмоциональной культуры с политическим радикализмом, ее утопическом характере и неспособности вместить полноту человеческого опыта см.: Reddy 2001: 143–209.

159

В статье В. М. Истрина собран также большой корпус откликов на смерть Тургенева (см.: Истрин 1913). Однако ему остались неизвестны отзывы венских друзей Андрея Ивановича.

160

В исключительно хорошо сохранившемся архиве Тургеневых отсутствуют оригиналы писем сестер Соковниных (их Александр Иванович мог вернуть авторам), а также значимая часть переписки братьев между собой. Учитывая свойственный Александру Тургеневу культ памяти Андрея Ивановича, трудно не заподозрить здесь намеренного уничтожения бумаг. Мы знаем, что в этих письмах обсуждались сердечные дела корреспондентов. «На прошедшей неделе получил письмо брата, в котором многое открылось для меня совсем неожиданное и много объяснилось темного. Есть о чем подумать», – писал Андрей Тургенев в венском дневнике в конце октября 1802 года (1239: 21–21 об.).

161

Второе письмо Козловский тоже должен был передать Константину Булгакову, которого Тургенев просил отослать «это письмо к мужу, запечатав его и надписав как надобно» (ОР РГБ. Ф. 41. Карт. 138. Ед. хр. 21. Л. 1).

162

«Кайсаровы мои ему братья», – писал родителям Тургенев из Петербурга (АБТ: 492). По указанию Г. П. Струве, одна из сестер Козловского Дарья Борисовна была замужем за Михаилом Кайсаровым (cм.: Струве 1950: 4), а через 65 лет вдова Паисия Кайсарова Варвара Яковлевна участвовала в передаче рукописей Козловского П. А. Вяземскому (cм.: Козловский 1997: 114).

163

В комментарии к этому фрагменту В. А. Мильчина со ссылкой на С. Карлинского указывает, что исследователи уже «отмечали возможное влияние этих строк Шатобриана на пушкинский образ Онегина» (Шатобриан 1982: 426).

164

В. А. Мильчина находит параллель этому высказыванию в дневнике Констана, писавшего: «Во мне два человека, и один наблюдатель другого» (Констан 2006: 417).

165

«Оказывается, что и он, как брат его Николай, был коротконог», – с удивлением написал об Андрее Ивановиче в комментариях к публикации процитированного выше письма Булгакова Петр Бартенев (Булгаков 1899: 10).

166

Эти строки, несомненно, взяты из того самого стихотворения, которое трижды цитировал в своих письмах 1802–1803 годов князь Гагарин. Тургенев цитирует их в сентиментальном переводе Ю. А. Нелединского-Мелецкого (ВЕ 1808 XXXIX 10: 100–101; ср.: Нелединский-Мелецкий 1876: 154). К сожалению, французский источник установить не удалось.

167

Переписку Жуковского и Александра Тургенева о смерти Екатерины Михайловны см.: Жуковский 1895: 308; Истрин 1911: 112.

168

Ксанфия отказалась от должности настоятельницы монастыря, приняла великую схиму, навсегда удалившись в затвор и проводя жизнь в посте и молитвах. По всей вероятности, Серафима не принимала обета схимы, но все эти годы находилась рядом с духовной матерью, разделяя ее образ жизни (см.: Пясецкий 1886: 24–25).

169

Анна Николаевна Вельяминова – двоюродная сестра М. А. Мойер и А. А. Воейковой.

170

Ее двоюродный брат М. Ф. Сухотин отметил в своей записной книжке, что Анна Михайловна вышла замуж «за братца Василия Михайловича Павлова» (РГАДА. Ф. 1280. Ед. хр. 133. Л. 53).

171

И. Л. Альми оспаривает восходящую к Белинскому традицию придавать большое значение посещению Татьяной библиотеки Онегина. По ее мнению, героиня провела там только один день и не могла успеть особенно глубоко проникнуть в ее содержание (см.: Альми 2002: 67–76). Однако это наблюдение не подтверждается текстом: после визита, описанного автором, и до отъезда Татьяны в Москву прошло много времени, и она могла еще не раз посетить библиотеку. Кроме того, крошечные романы Шатобриана и Констана и несколько поэм Байрона в прозаическом французском переводе вместе составят менее сотни страниц – их вполне можно было осилить и за день.

172

Об интересе Толстого к трактату Джона Мейсона «О самопознании», на котором родители воспитывали Андрея Тургенева, см.: Paperno 2014: 27–28.


Еще от автора Андрей Леонидович Зорин
Десятый десяток. Проза 2016–2020

Поздняя проза Леонида Зорина (1924–2020) написана человеком, которому перевалило за 90, но это действительно проза, а не просто мемуары много видевшего и пережившего литератора, знаменитого драматурга, чьи пьесы украшают и по сей день театральную сцену, а замечательный фильм «Покровский ворота», снятый по его сценарию, остается любимым для многих поколений. Не будет преувеличением сказать, что это – интеллектуальная проза, насыщенная самыми главными вопросами – о сущности человека, о буднях и праздниках, об удачах и неудачах, о каверзах истории, о любви, о смерти, приближение и неотвратимость которой автор чувствует все острей, что создает в книге особое экзистенциальное напряжение.


История и повествование

Сборник научных работ посвящен проблеме рассказывания, демонстрации и переживания исторического процесса. Авторы книги — известные филологи, историки общества и искусства из России, ближнего и дальнего зарубежья — подходят к этой теме с самых разных сторон и пользуются при ее анализе различными методами. Границы художественного и документального, литературные приемы при описании исторических событий, принципы нарратологии, (авто)биография как нарратив, идеи Ю. М. Лотмана в контексте истории философского и гуманитарного знания — это далеко не все проблемы, которые рассматриваются в статьях.


«Особый путь»: от идеологии к методу

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии.


Чувственная европеизация русского дворянства ХIХ века

Запись программы из цикла "ACADEMIA". Доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой славистики Оксфордского университета Андрей Леонидович Зорин рассказывает о трансформационном рывке в русской истории XIX века, принятии и осмыслении новых культурных веяний, приходящих с европейскими произведениями литературы и искусства.


Жизнь Льва Толстого. Опыт прочтения

Лев Толстой давно стал визитной карточкой русской культуры, но в современной России его восприятие нередко затуманено стереотипами, идущими от советской традиции, – школьным преподаванием, желанием противопоставить Толстого-художника Толстому-мыслителю. Между тем именно сегодня Толстой поразительно актуален: идея ненасильственного сопротивления, вегетарианство, дауншифтинг, требование отказа от военной службы, борьба за сохранение природы, отношение к любви и к сексуальности – все, что казалось его странностью, становится мировым интеллектуальным мейнстримом.


Рекомендуем почитать
Ковчег Беклемишева. Из личной судебной практики

Книга Владимира Арсентьева «Ковчег Беклемишева» — это автобиографическое описание следственной и судейской деятельности автора. Страшные смерти, жуткие портреты психопатов, их преступления. Тяжёлый быт и суровая природа… Автор — почётный судья — говорит о праве человека быть не средством, а целью существования и деятельности государства, в котором идеалы свободы, равенства и справедливости составляют высшие принципы осуществления уголовного правосудия и обеспечивают спокойствие правового состояния гражданского общества.


Пугачев

Емельян Пугачев заставил говорить о себе не только всю Россию, но и Европу и даже Северную Америку. Одни называли его самозванцем, авантюристом, иностранным шпионом, душегубом и развратником, другие считали народным заступником и правдоискателем, признавали законным «амператором» Петром Федоровичем. Каким образом простой донской казак смог создать многотысячную армию, противостоявшую регулярным царским войскам и бравшую укрепленные города? Была ли возможна победа пугачевцев? Как они предполагали обустроить Россию? Какая судьба в этом случае ждала Екатерину II? Откуда на теле предводителя бунтовщиков появились загадочные «царские знаки»? Кандидат исторических наук Евгений Трефилов отвечает на эти вопросы, часто устами самих героев книги, на основе документов реконструируя речи одного из самых выдающихся бунтарей в отечественной истории, его соратников и врагов.


Небо вокруг меня

Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.


История животных

В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.


Люди и собаки

Книга французского исследователя посвящена взаимоотношениям человека и собаки. По мнению автора, собака — животное уникальное, ее изучение зачастую может дать гораздо больше знаний о человеке, нежели научные изыскания в области дисциплин сугубо гуманитарных. Автор проблематизирует целый ряд вопросов, ответы на которые привычно кажутся само собой разумеющимися: особенности эволюционного происхождения вида, стратегии одомашнивания и/или самостоятельная адаптация собаки к условиям жизни в одной нише с человеком и т. д.


Моцарт. К социологии одного гения

В своем последнем бестселлере Норберт Элиас на глазах завороженных читателей превращает фундаментальную науку в высокое искусство. Классик немецкой социологии изображает Моцарта не только музыкальным гением, но и человеком, вовлеченным в социальное взаимодействие в эпоху драматических перемен, причем человеком отнюдь не самым успешным. Элиас приземляет расхожие представления о творческом таланте Моцарта и показывает его с неожиданной стороны — как композитора, стремившегося контролировать свои страсти и занять достойное место в профессиональной иерархии.


Чаадаевское дело. Идеология, риторика и государственная власть в николаевской России

Для русской интеллектуальной истории «Философические письма» Петра Чаадаева и сама фигура автора имеют первостепенное значение. Официально объявленный умалишенным за свои идеи, Чаадаев пользуется репутацией одного из самых известных и востребованных отечественных философов, которого исследователи то объявляют отцом-основателем западничества с его критическим взглядом на настоящее и будущее России, то прочат славу пророка славянофильства с его верой в грядущее величие страны. Но что если взглянуть на эти тексты и самого Чаадаева иначе? Глубоко погружаясь в интеллектуальную жизнь 1830-х годов, М.