Повстанцы - [4]
Шляхтич отпрянул в сторону, перемахнул через лужу, замешался в толпу и исчез. Усач выругался, сплюнул и, уходя, забормотал:
— Видали мы таких… Варшавские наймиты… Людей только баламутить…
А новый знакомец взмахнул обеими руками, будто скидывая тяжелую ношу, подмигнул левым глазом и весело заговорил:
— Э, ребята! Что дальше будет, увидим. Но сегодня и то хорошо, что крепостного права больше нет. Ну, будьте здоровы. Может, когда и встретимся, а пока — каждому своя дорога.
— Так как же, дяденька, с порохом? — не выдержал Пранайтис.
Человек приостановился.
— С порохом, говоришь? Что же… Не убежит твой порох… Послушай, парень, коли тебе когда-нибудь и впрямь занадобится порох на крупную дичь, — он снова прищурил левый глаз, — так поищи Гугиса в Расейнском повете, возле Бетигалы, деревня Кяльмишкес.
И, больше ничего не сказав, скрылся в толпе.
Рынок постепенно пустел. Базар оканчивался. Необычайная новость всех взволновала, захватила. Никто уже и не глядел на товары. Люди радовались. Не все вслушались в слова манифеста, не все его хорошенько разобрали. Однако у всякого крепко засела в голове мысль: нет больше крепостного ярма! Она все росла и ширилась, подавляя всякие сомнения и неясности. Что значат разные права, повинности и обязанности, выкупы и выплаты! Ведь сказано вразумительно: панщина отменена навеки! Царь предоставляет крепостным права вольных обывателей!
Люди второпях приводили в порядок сани и розвальни, покрикивая, пробирались сквозь толчею на окраины рынка, на дороги и, взбадривая кнутами лошадей, везли радостную весть домочадцам. Но кое-кто тайком прокрадывался поближе к корчме и, оглядевшись, не заметил ли знакомый, скрывался внутри. Мало ли что в позапрошлом году принесли обет трезвости! Такой день!.. Как тут не выпить, не повеселиться, отделавшись наконец от проклятущей панщины! Вскоре все шинки возле рынка гудели, словно пчелиные ульи в солнечный день. Кое-где, несмотря на пост, уже зазвучали песни. Выпив самую малость, люди быстро веселели и хмелели, а в сердцах у иных вскипало озлобление против панов. Из угловой корчмы с зелеными ставнями выкатились двое подвыпивших молодцов и, охватив друг друга, покачиваясь, затянули:
Пятрас Бальсис и Юозас Пранайтис, выбравшись из города, пустили лошадь рысцой. Некоторое время они ехали молча, но у обоих на сердце было легко и радостно. Правильно говорил этот бетигальский Гугис (так его, что ли?): что дальше будет, увидим, но сегодня хорошо, что нет крепостного права!
Радостное настроение возбуждал у обоих и этот мягкий, солнечный день. Конец марта — чуть не в первый раз в этом году запахло весной. Санный путь, правда, еще крепок, но склоны холмов и пригорки на солнечной стороне уже освободились от снега. Пятрас, окинув взглядом холмы и затянутое легкими облачками небо с синими просветами, невольно напрягает слух: не слышно ли жаворонка. И впрямь — заливается! Только где — и не увидишь. Песня его неотделима от неба, от этих косогоров и склонов. Но раз заливается — значит, наступает весна! Вот и вороны с галками кружат над ольшаником, то садятся, то вновь взлетают. Почуяв весну, вьют гнезда.
С пригорка уже все как на ладони до самого бора, что синеет справа. Вид разнообразят кустарники, рощицы, ольшаники. Кругом все помещичьи поля. Может, Чапского, может, другого пана. Деревни редко увидишь. Жмутся они где-то в лощинах, затерянные средь деревьев, занесенные снегом.
Глядя на необъятные панские владения, Пятрас вспоминает рассказы дяди Стяпаса про графов Чанских. Это жестокие и несправедливые паны. Предвидя, что в конце концов крепостное право все равно отменят, они сами отпустили на волю часть крепостных, только без земли. Одних приписали к местечкам, других превратили в арендаторов, а все для того, чтобы и тех и других легче прижать, обеспечить себя дешевыми работниками.
Но и Чапских не сравнить с ихним паном Скродским из поместья Багинай. Вот это душегуб! Сколько он крови пролил, сколько горя причинил!
Вдруг, вспомнив страшный случаи, бывший прошлой осенью, Пятрас обращается к Пранайтису:
— Эх, Юозас! Доживи Евуте до сегодняшнего дня, все бы у вас по-иному пошло.
Пранайтис вздрогнул, нахмурил брови и стиснул зубы — даже лицо перекосилось. Горьки, видно, воспоминания, глубокая рана ожила в его сердце. Он ничего не ответил, только огрел кнутом кобылу — она пустилась вскачь, раскидывая копытами снег.
Минуту спустя, овладев собой, Юозас опросил у товарища:
— А у тебя как дела с Катре?.. Вроде отец противится?
— Чего там отец! — махнул рукой Пятрас. — Отца бы мы уломали. Пана опасаемся. Знаешь ведь повадки Скродского. Теперь посмотрим. После манифеста, верно, все по-другому обернется. Читал ведь этот паи — крепостным даются права вольных людей.
— Пятрас, — внезапно оживившись, обернулся Пранайтис. — Мне сейчас пришли на ум слова того Гугиса насчет пороха и крупной дичи. Видал, как он подморгнул? Что он при этом думал?
Роман В. Миколайтиса-Путинаса (1893–1967) «В тени алтарей» впервые был опубликован в Литве в 1933 году. В нем изображаются глубокие конфликты, возникающие между естественной природой человека и теми ограничениями, которых требует духовный сан, между свободой поэтического творчества и обязанностью ксендза.Главный герой романа — Людас Васарис — является носителем идеи протеста против законов церкви, сковывающих свободное и всестороннее развитие и проявление личности и таланта. Роман захватывает читателя своей психологической глубиной, сердечностью, драматической напряженностью.«В тени алтарей» считают лучшим психологическим романом в литовской литературе.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.