Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода - [6]

…Осенним хмурым августовским утром нас собрали в одном из дворов служебного квартала в Варсонофьевском переулке и на автобусе через всю Москву повезли по шоссе Энтузиастов за город. Проехав Балашиху, мы скоро остановились у массивных железных ворот выкрашенных в зеленую краску. Ворота заскрипели, распахнулись, и автобус въехал на территорию 101-й школы КГБ, основанной в 1941 году для подготовки разведчиков-диверсантов, а со временем ставшей основной кузницей кадров для внешней разведки КГБ.

Докладываю: явился в ваше распоряжение согласно вашему распоряжению!

Сразу по прибытии всех новичков представили «дядькам», руководителям учебных отделений. Нашим «дядькой» стал полковник Толстиков Петр Игнатьевич, уже пожилой человек лет шестидесяти. Его лоб пересекал шрам (бандитская пуля!), лицо было хмурым и неприветливым, как Ладога в непогоду, говорил он медленно и как-то весомо. Первое впечатление от встречи с ним было не очень благоприятным, но оказалось обманчивым, и мы потом по достоинству оценили его добрую, заботливую и справедливую душу.

Нас разместили в деревянных барачного типа общежитиях по три человека в комнате. Моими соседями по комнате оказались питерец и мурманчанин, уже имевшие опыт контрразведывательной работы и потому считавшие меня «салагой». Они беззлобно надо мной посмеивались и разыгрывали, путая сообщениями о том, что по окончании школы меня заберут на «нелегалку».

Времени до обеда было предостаточно, и мы пошли знакомиться с обстановкой, посмотрели на учебные корпуса, столовую, клуб, библиотеку, спортивный зал и спортивные площадки, обошли по тенистым дорожкам почти всю территорию и впечатлились ее размерами и высоким деревянным забором, ее со всех сторон окружавшим. И вдруг прямо под ноги нам упал футбольный мяч. Над забором показалась хулиганская мордаха какого-то местного Квакина и нахально потребовала:

— Эй вы, шпионы! Подайте-ка нам мяч!

Один из нас молча поднял мяч и перебросил через забор. «Квакин», не поблагодарив, исчез, и игра по ту сторону забора возобновилась. Мы пришли к единодушному выводу, что наша зашифровка оставляет желать лучшего. Но несмотря ни на что она продолжала осуществляться по всем канонам жанра.

Нам всем присвоили псевдонимы, начинавшиеся с той же буквы, что и фамилии. Приходившие в адрес иногородних письма передавались руководителю учебного отделения, а тот уже раздавал их адресатам вложенными в конверты. Условия проживания в школе были казарменными, увольнения в город и домой случались раз в неделю по воскресеньям.

Времени на раскачку не было, и уже на следующий день начались занятия. Кроме специальных оперативных дисциплин изучали страноведение, основы дипломатической службы, протокол и этикет, иностранные языки и политнауки. Учебное время делилось примерно поровну между спецдисциплинами и иностранным языком. Два месяца спустя мы в торжественной обстановке приняли присягу. ПГУ была военной организацией, и внутри нее жизнь регулировалась воинскими уставами. Сотрудники разведки не носили форму и ходили в «партикулярном платье», общение между собой и с начальством было неформальным, но вместе с тем воинская дисциплина присутствовала, офицерские звания и оклады действовали неуклонно, приказы вышестоящего руководства не обсуждались, а принимались к исполнению.

Поскольку в моем дипломе уже значились два иностранных языка, я надеялся от изучения этого предмета освободиться. Не тут-то было! Обнаружив владение мной третьего языка — шведского — на уровне трех семестров, руководство школы поставило мне задачу довести эти знания до уровня восьми семестров. Приходилось «вкалывать», как и всем другим. Преподаватель шведского языка Надежда Афанасьевна Лукашина много сделала для того, чтобы поставленная задача была выполнена. Задним числом понимаю, что руководство 101-й школы поступило мудро, загрузив меня по уши учебой и лишив почвы для возникновения дурных наклонностей.

Теоретические знания мы получали на лекциях и из учебных пособий, практические навыки приобретались на семинарах и отрабатывались на городских занятиях — зимой и летом. Городские занятия требовали тщательной подготовки, которая проходила без отрыва от учебного процесса. Это конечно сказывалось на их качестве, потому что времени на изучение города и подбор нужных мест для встреч, проверочных маршрутов и оперативно-технических мероприятий совершенно не хватало. Приходилось жертвовать единственным свободным днем — воскресеньем.

На городских занятиях пришлось впервые почувствовать терпкий (при)вкус оперативно-разведывательной работы. Мы все играли в сотрудников с дипломатическим прикрытием. Нашими противниками выступали боевые бригады наружного наблюдения 7-го Управления КГБ, работавшие за иностранными разведчиками. В роли источников и агентов выступали приватные преподаватели — отставные полковники разведки. В соответствии с полученными теоретическими знаниями и условностями игры, мы должны были получать от них информацию, склонять к сотрудничеству и «воспитывать» в нужном направлении, а они — оценивать наши действия и в зависимости от этого корректировать свои: разыгрывать роль жадных до денег «липачей», подсовывать заведомо недостоверную информацию, опаздывать и срывать встречи, саботировать выполнение поручений. Встречи с «источниками» проводились в ресторанах, в которых мы за свой счет угощали их водочкой или вином, цыплятами табака и салатами оливье. После каждой встречи мы писали подробные отчеты, которые потом Петр Игнатьевич сопоставлял с отчетами «приватов». Разборы были честными, справедливыми, нелицеприятными и исчерпывающими.